Самая коварная богиня, или Все оттенки красного - стр. 9
Он невольно улыбается. Как же все здесь серьезно! Но девушка – чудо. Возродила его к жизни.
– Вероника, вы заняты сегодня? Мне прямо не терпится начать.
– В общем-то, нет. Я не занята. Учебный год еще не начался. Я живу с мамой, мужа и детей пока нет… Мы вдвоем.
– Я все понял. Можно к вам сегодня вечером зайти? Я объясню вашей маме, что не собираюсь вас компрометировать. Хотя писать бы я вас хотел в лесу, в березках. Это не страшно?
– Нет.
Она сказала это с легкой заминкой. Он вдруг подумал, что из-за своей прихоти вполне может жизнь девушке сломать! Да кто на ней женится после того, как она каждый день будет уходить в лес с художником и оставаться там допоздна? Это же провинция! Никто ей этого не простит, пойдут сплетни.
«Ах, они там картину пишут! Ну, понятно. Известно, что за картина, на мягкой травке, да в такую погоду!»
Но как же она ему нужна! Прямо кровь закипела! Ничего, обойдется. Он напишет ее портрет и уедет, а с ней все будет в порядке. Найдется и для нее муж. Вон, какая красавица!
– Так я зайду вечером, Вероника?
– Конечно. Мама будет рада.
– А вы?
Она вспыхивает до корней волос, потом смущенно говорит:
– Я рада послужить искусству.
Он, улыбаясь, записывает адрес. Кажется, для них с Вероникой начинается новая жизнь.
…Она действительно живет вдвоем с мамой. У них маленький уютный домик на северной окраине, и ему приходится идти пешком через весь город. В руке у него коробка с пирогом, испеченным Алевтиной. Они тоже подготовились: в передней накрыт стол. Угощение нехитрое, все те же грибы, тушенные в сметане, должно быть, местный фирменный рецепт, на глиняном блюде аккуратно разложены пироги, на другом – румяные яблоки.
– Чем богаты.
– Не беспокойтесь, бога ради! Я не хочу есть. Просто решил познакомиться.
– Садитесь, пожалуйста. Чаю хотя бы выпьете?
– Чаю выпью.
Вероника одета в простенький ситцевый халатик, она стесняется и нервно теребит тоненькими пальчиками поясок. Его сердце пронзает жалость. Чистенькая, очень ухоженная бедность. Надо было кофе с собой принести. Но – неудобно. Он словно видит этих людей насквозь. Гордая, непродажная бедность. Они милостыню не примут. Перед ним настоящие русские женщины, а эти умеют терпеть. Они ничего так не умеют, как терпеть.
Он, не отрываясь, смотрит на Веронику. Кажется, ее мама что-то говорит:
– …двадцать два года, только-только институт окончила. На работу устроилась, а то в городе с этим проблемы. Теперь и о свадьбе можно подумать.
– Простите?
– Жених-то уже два года как из армии пришел. Поначалу Вероника его дожидалась, теперь он ее ждет.
– Ах, жених! И когда свадьба?
– Да уж почти сговорились.
– Мама!
– А что тут такого? Дело не стыдное – замуж выйти. Поживете пока здесь, а там, глядишь, государство квартиру даст. Парень-то на заводе работает. Честный парень, хороший, с руками, с головой…
– Мама!
– А образование – дело наживное. На заочное поступит. И будет в скором времени, Верочка, у тебя муж-инженер.
– Мама!
– Да что ты все заладила, «мама» да «мама»? Я говорю, что жизнь свою устраивать надо. А вы, товарищ художник, женаты небось?
– Да, я женат.
– И дети есть?
– И даже внуки.
– Так вы, выходит, старше меня!
– Мама!
– Да, мне пятьдесят.
– Пятьдесят! А я Верочку в двадцать три родила.
– А почему вы ее Верочкой зовете?
– Да это все ухажер мой придумал: назови, мол, Вероникой. Имя-то красивое дал, да и скрылся. Одна я Верочку растила, потому и судьбы своей для нее не хочу.