Салам, бача! - стр. 17
Андриенко показал пальцем вверх. Геннадий принял этот жест, как приказ идти первым, но, когда сделал шаг вперед, рука Мужика его больно ткнула в предплечье: «Не двигаться!» – прошептал тот.
Снова он показал указательным пальцем вверх и в это же время помотал головой. Раздвинув указательный и средний пальцы, приложил их к своим глазам и указательным пальцем другой руки, левой, показал вверх.
Теперь Геннадию стало понятным, что хотел этим сказать Мужик: за ними сверху могут наблюдать, и кивнул в ответ головой.
Теперь, опустив указательный и средний пальцы вниз, Александр начал ими двигать, кивнув головой влево.
…Дашков отстал от него метров на двадцать – тридцать, как договорились. Шел под самой скалой. Когда Мужик поравнялся с остовами от сгоревших грузовиков, сдвинутыми от дороги к скале, присел и стал прислушиваться. Кругом тишина, если не обращать внимания на песни цикад.
Андриенко исчез: полез по скале вверх. Через десять минут и ему, Геннадию, идти за ним. Считать про себя до шестисот Дашков не будет, а смотреть. Черная стрелка по белому циферблату часов в его сознании уже пошла, пересекая третью пятисекундную полоску – пятнадцать секунд, потом – двадцать, двадцать пять, тридцать. Отвлекла ящерица, бегущая от скалы к дороге. Может, она будет охотиться за теми самыми цикадами, увлеченными любовным песнопением. Ой, как шумно бежит. Шорох ее лапок звучит громче и громче, как и удары хвоста о камушки. Плохая охотница.
Поморщившись, Геннадий отвернулся от ящерки и посмотрел вдаль, на черные остовы первых трех машин. Теперь шумный бег ящерки он не слышал. «Глянул» на циферблат: пятьдесят пять, пятьдесят шесть, пятьдесят семь…
«А вот Андриенко хитрый, умеет ходить по земле, как по воздуху, бесшумно, – подумал Геннадий. – А может замер? Хотя нет-нет, оступился. Он ли? – прислушался Геннадий. – Во-во, запрыгал на ноге, ушибся. Не, Мужик, мой батька тебе сейчас бы такой выговор сделал, что мама не горюй, у медведя слух лучше, чем у человека в сто раз…»
Геннадий хотел было встать, но что-то остановило его: седьмая минута только прошла. Нет, стрелочка еще серая, вот, когда белой станет.
Снова расслабил мышцы ног, плеч. Но не сердца. Оно иногда выдавало его испуг, громче выталкивая из себя кровь. Повернул голову вправо – и сеть, идущая от ушной раковины, напоминающая паутину, снова напряглась, улавливая какой-то шум. Нет, это не шаги, хотя, как сказать. От солдатских ботинок идет шум сухой со скрипом из-за пересушенной кожи, из которых они сделаны. От кроссовок идет другой звук, напоминающий то волчий, то рысий рык. Похоже он. А где?
Стрелка часов исчезла, опоздал (?). Нет-нет, в самый раз.
…Трещина между каменными глыбами была давней. Вода с ветрами сравняла острые каменные ребрышки. Стоит ли подниматься по скальному скосу под сорок – пятьдесят градусов дальше? Глупая мысль, нужно! И Геннадий, хватаясь руками за выступы, стал аккуратно лезть дальше. Где упирался в каменные стены коленями, где ступнями.
Через несколько минут устал, нужно было остановиться и отдышаться.
Задрал голову вверх и чуть от досады не вскрикнул: через несколько метров проход упирался в нависшую над ним вертикальную стену.
«Еклмн! – прикусил верхнюю губу Дашков. – Куда же делся Мужик? Куда?»
Опуская правую ногу вниз, с испугом почувствовал, что никак не может найти хоть какую-то для нее опору. Ничего не оставалось, как подтянуть ее вверх, но тут же почувствовал, что упершийся локоть в стену начинает скользить, не выдерживая тяжести его тела.