Сага - стр. 29
Старик облепил края своего экрана множеством бумажек с заметками, стараясь получше обрисовать личность папаши Каллахана.
– Уолтер выходит каким-то кретином. Ему нечего переживать, нечего сказать, в диалогах он особенно скучен. И три четверти всего времени пьян в стельку.
Я не согласен. Уолтер алкоголик, но пьет с некоторой элегантностью, это даже придает ему некий шарм. Прежде всего, он жаждет нормальности, которой никогда не знал, но отыскать ее надеется лишь на дне бутылки. После первого стакана он замечает, что вовсе не такой тупица, как все ему твердят. После второго становится обычным человеком. Отныне он добропорядочный отец семейства, на которого можно положиться.
– Надо бы ему придумать какой-нибудь особый штришок. Что-нибудь… этакое… идущее от сердца.
При слове «сердце» мы с Жеромом смотрим на Матильду.
– Я тут набросала кое-что для него с Мари, но это не так-то просто, – говорит она. – Пока на первый план вылезает тайный воздыхатель.
– Можем тем временем подкинуть Уолтеру любовницу, – говорит Жером. – Им достаточно будет взять одну из ассистенток и снять, как они резвятся под одеялом. Время от времени будет высовываться чья-нибудь нога, и все.
– Говоря о «сердце», я имел в виду совсем другое. Я же вам толкую о биении жизни! О вдохновении!.. О метафизическом головокружении!.. О Боге, смерти, небытии и тому подобном…
Луи пришла охота покапризничать. Такое обычно случается, когда сживаешься с персонажем. Хоть он и не превратил Уолтера в свое второе «я», но наделил его кое-чем из своей собственной жизни. Кроме всего прочего – заставил пережить потерю любимого существа. Жером любезно, словно хочет доставить нам удовольствие, предлагает скромное экзистенциальное убийство в духе Камю. Уолтер мог бы убить Камиллу, желая ей помочь, и это, по словам Жерома, добавило бы чуточку «эмоционального напряжения» в отношения между соседями. Похоже, Луи это не воодушевляет.
– Уолтер начнет сочинять госпелы, песни-проповеди, и повстречается с Богом! – заявляю я. – Прямо с Ним Самим!
Матильда думает, что я шучу, но ошибается. Если Бог повсюду, то неизбежно и в нашей «Саге», и мне кажется логичным дать Ему возможность появиться. У нас в запасе девятый персонаж, мы его еще не использовали. Уж на роль-то Бога они вполне могут кого-нибудь найти, чего проще. Маленький видеомонтаж, и – хоп! – пока Уолтер сочиняет песнь во славу Божию, появляется Он Сам, собственной персоной. Надо только подать это как можно интимнее, строже (человек – песня – Бог). Идея наверняка немного ошарашивает, но с моей стороны тут нет ни малейшего зубоскальства. Сегюре призвал нас делать что угодно, от чего я не собираюсь отказываться. Но это и не повод работать абы как.
Луи молча встает. Подходит к окну, закуривает «Голуаз».
– А вам не кажется, что пора вспомнить о Лоли Каллахан?
– О матери ребят? Которая пропала пятнадцать лет назад?
Как я сразу не догадался? Луи хочет дать Уолтеру шанс снова встретиться с той, которую он потерял. Во всех персонажах «Саги» есть частица каждого из нас. И если искусство подражает жизни, тем лучше.
– Она давно умерла, – продолжает Луи. – План Уолтера был прост: скрыть от детей ее смерть, чтобы не травмировать их. Он им сказал, что мама уехала, но непременно вернется. Он дал себе лет десять-пятнадцать, чтобы влюбиться в другую женщину и попросить ее стать Лоли в глазах его детей, чтобы они обрели наконец свою мать.