Садовое кольцо – 2. Прогулки по старой Москве - стр. 19

– Вот что я принес вам в подарок!

Шаляпин взял из моих рук альбом, перелистал его и восхищенно воскликнул:

– Да ведь это наш казанский семейный альбом!.. Ну и находка!.. Как он к вам попал?

– Купил на Сухаревке у такого-то букиниста, – ответил я.

Шаляпин, не выпуская альбома из рук, вынул из кармана бумажник, порылся и медленно протянул мне билет.

Вечером следующего для я впервые в жизни сидел в пятом ряду партера».

А вот воспоминания репетитора шаляпинских детей Бориса Стечкина: «Давно это было. Я учился в Московском высшем техническом училище, жил бедно, постоянно нуждаясь в деньгах.

Однажды великая русская актриса Гликерия Николаевна Федотова, в доме которой на Плющихе я бывал довольно часто, сказала мне, чтобы я поехал по одному адресу, где меня как будто согласны взять репетитором.

На следующий день я отправился на Новинский бульвар, нашел особняк, указанный Федотовой, и позвонил.

Молодая, красивая женщина, которой я представился, онлядела меня с головы до ног.

– Познакомьтесь с вашими будущими учениками, – сказала она на ломаном русском языке. Вот Борис, вот Федор, а вот Татьяна.

Это были младшие дети Федора Ивановича Шаляпина.

Иола Игнатьевна – жена Шаляпина – затем объявила, что будет платить мне тридцать пять рублей в месяц, и тут же показала отведенный для занятий мезонин.

Несколько раз на уроки приходил Федор Иванович. Он сидел молча, громадный, сильный, в пестром халате, и внимательно слушал, как я учу его детей читать, писать, считать, – Таню, Бориса и Федора я готовил к поступлению в первый класс гимназии».

Во время Первой мировой войны он открыл здесь госпиталь, и лично пел перед солдатами. Городской голова, побывав на открытии и увидев, как здесь все прекрасно оборудовано, предложил Федору Ивановичу вместо солдатского сделать этот госпиталь офицерским. Но тот отказался, сказав: «Вот потому именно, что лазарет оборудован хорошо, здесь будут лечиться солдаты».

Федор Иванович писал: «Русские солдаты… брали Перемышль и Львов, теряли их и снова наступали. Война затягивалась и приобретала удручающую монотонность. С каждым месяцем становилось все яснее, что немец силен, что воевать с ним победоносно не очень-то легко. Я изредка видал солдат и беседовал с ними. Дело в том, что, желая так или иначе быть полезным и оправдать мое отсутствие в траншее, я открыл два госпиталя – один в Москве, другой в Петербурге. В общем на 80 человек, которых во все время войны я кормил и содержал на личные мои средства. Мне в этом отношении пошли великодушно навстречу мои друзья, врачи, которые денег у меня за работу в госпиталях не брали. Больных перебывало у меня за годы войны очень много. Я посещал их и иногда развлекал пением. Из бесед с солдатами я вынес грустное убеждение, что люди эти не знают, за что, собственно, сражаются. Тем патетичнее казалась мне их безропотная готовность делать свое дело… Монотонно текла война».