Сад богов - стр. 22

Тут пришел мой черед. Запыхавшийся и возбужденный, я взбежал на вершину холма и сообщил нашим охотникам, что их усилия не пропали даром. Фламинго на зов отреагировали, но, к сожалению, они находятся восточнее, на равнине, в полумиле от холма. Если охотники поспешат, то Лесли их дождется. Я не переставал восхищаться американским упорством. Топая в своих неудобных резиновых сапогах, они помчались к другому холму и по моему указанию периодически останавливались, чтобы, отдуваясь, продудеть в рог. Обливаясь потом, они влезли на холм, где их ждал Лесли. Он им сказал, что пусть они здесь дудят, а он пока спустится вниз и погонит стаю фламинго в их сторону. А чтобы ему идти налегке, он им оставил свое ружье и ягдташ. Через минуту он скрылся из виду.

И тут к представлению подключился Филимон Контакоса, наш любимый полицейский. Вне всякого сомнения, главный толстяк и соня в боевых рядах Корфу, он прослужил в правоохранительных органах тридцать с лишним лет и объяснял свое непродвижение по службе тем, что ни разу никого не арестовал. Он многословно объяснял, что физически на такое не способен, и от одной мысли о грубом обращении с преступником его глаза цвета темной фиалки наполнялись слезами, а в дни праздников, при первом же намеке на ссору между подгулявшими односельчанами, он решительно уходил в сторонку. Вообще, он предпочитал вести тихий образ жизни и пару раз в месяц наносил нам визит, чтобы повосхищаться коллекцией оружия (на которое у Лесли не было официального разрешения), а заодно принести в подарок контрабандный табак для Ларри, цветы для матери и Марго и засахаренный миндаль для меня. В юности, будучи матросом на торговом судне, он неплохо освоил английский язык, что, вкупе с любовью всех корфиотов к розыгрышам, делало его идеальным пособником в осуществлении наших задумок. И он не ударил в грязь лицом.

Филимон вразвалку поднялся на холм, одетый с иголочки, каждым килограммом олицетворяя закон и порядок; словом, образцовый полицейский. Застав наших охотников за бесплодными упражнениями на «манке», он благосклонно поинтересовался, чем это они занимаются. На что Киска Луми и Душка Гарри радостно откликнулись, как два щенка, похвалили Филимона за его ломаный английский и ответили на вопрос. К ужасу американцев, на их глазах добрый подмигивающий толстяк-полицейский превратился в холодное брутальное воплощение официоза.

– Вы не знать, что фламинг нельзя стрелять? – рявкнул он. – Запрещено стрелять фламинг!

– Но, дорогой, мы не собираемся в них стрелять, – дрожащим голосом заговорил Киска Луми. – Мы просто хотим их увидеть.

– Да. Вы все напутали, – умиротворяющим тоном обратился к нему Душка Гарри. – Мы не собираемся в них стрелять. Мы просто хотим их увидеть. Не стрелять, ясно?

– Если вы в них не стрелять, то зачем вы с ружьем? – спросил Филимон.

– Ах, это. – Киска Луми покраснел. – Это ружье нашего друга… э… амиго… сечете?

– Да-да, нашего друга, – подхватил Душка Ларри. – Лес Даррелл. Вы его знаете? Он хорошо известен в здешних кругах.

Филимон взирал на них холодным, неумолимым взглядом.

– Я не знать этого друга, – наконец сказал он. – Пожалуйста, открывать сумку.

– Э, постойте, вы чего, – запротестовал Киска Луми. – Это же не наша сумка, офицер.

– Не наша, не наша, – поддержал его Душка Ларри. – Она принадлежит нашему другу Дарреллу.