Сабля, трубка, конь казацкий - стр. 15
Полупуд развернулся и уже второй раз опрометью бросился к реке, на бегу стаскивая через голову рубаху. Запнулся сослепу о корягу и бревном плюхнулся в воду.
Ну да… Муравьиную кучу мы хоть и разбросали, но основание муравейника по-прежнему оставалось между корней вербы. И Василию, чтоб ордынец не заподозрил неладного, пришлось снова залезть в него с ногами. Что вконец обозлило мурашей, только-только начавших отстраивать порушенный дом.
– Вот же странная штуковина жизнь наша, Петро… – разглагольствовал, сидя в по шею в воде, запорожец. – То так повернет, то эдак вывернет. Полчаса всего и миновало, как мы одни шаровары на двоих делили, а теперь у нас всего вдоволь. Даже сапоги имеются. И конь! Чудны твои дела, Господи. Нипочем нам, смертным, не уразуметь, когда благословишь, а когда накажешь.
Выслушивая снизошедшую на запорожца мудрость, я направился к лошади, смирно ждущей в сторонке и только время от времени косящейся в нашу сторону. В отличие от хозяина, она была живая – и ее вид не вызывал у меня рвотных позывов.
Вот уж никогда не думал, что буду так бурно реагировать на покойников. В телевизоре они совершенно другие… И сценки с молодыми следователями, которых тошнит при виде трупа, мне тоже казались смешными. До сегодняшнего дня. Оказывается, у смерти лицо не столько страшное, как омерзительное и вонючее…
– Эй-эй! Ты куда?.. К коню не суйся! – вскричал Василий встревоженно. – Татарские бахматы[7] чужих на дух не переносят. Не убежит, не волнуйся. Он от хозяина далеко не отойдет. Потом поймаем, когда басурманами переоденемся. Лучше тащи голомозого сюда. Все равно одежду простирнуть придется… И лучше не ждать, пока кровь запечется.
Стараясь не глядеть на сплющенную голову мертвеца, будто попавшую в тиски, я ухватил татарина за сапог и поволок к реке. Но, видимо, полностью отвращения скрыть не смог.
– Эка, тебя перекосило. Аж позеленел весь… – хмыкнул Полупуд. – Нет привычки к покойникам, стало быть… Да брось ты его, Петро… Не мучайся… чай, не сбежит. Иди сюда…
А когда я приблизился, казак без лишних разговоров ухватил меня за руку и перебросил через голову в реку. Придержал чуток под водой, невзирая на все попытки освободиться, и только как я успокоился и перестал молотить руками и ногами – отпустил.
– Ммм… (Ты чего?!) – фыркая и отплевываясь, возмутился я.
– Полегчало?.. – добродушно уточнил запорожец. – Ну и добре. Точно монастырское воспитание, чтоб мне падучей заразиться… Небось, в самой Лавре с малолетства жил? Угадал? – и не дожидаясь ответа, продолжил: – Ну да, поговоришь с тобой. Чего глазами хлопаешь? Надо огонь разжечь. В бесагах[8] у татарина наверняка найдется, чем добрым молодцам подхарчиться. Да и просушиться не помешает. Еще и полдень не наступил, а мы уже второй раз отмокаем… Уголек в твоей трубке я испортил, уж извини. Но ведь сама трубка не утонула?.. Так что давай не кисни – метнись за жаром.
Я хоть и не говорил Василию о своем костре, но догадаться не сложно. Чем-то же я пережег ремни.
Легко сказать: «метнись». Не в смысле расстояния, а сколько времени прошло… Костер почти полностью прогорел. Только-только жар теплился. Пока снова сена надергал… угли вздул. Пока снова разжег. Правда, в этот раз ждать углей не стал – ухватил пару веток потолще и размахивая ими, как олимпиец факелом (пущей схожести с древнем эллином мне придавало отсутствие наряда), побежал обратно к переправе.