С запахом лаванды и пепла - стр. 4
Дверь в дом распахивается, едва я миную садовую калитку.
– Все, все, Юленька, она тут, не кипишуй, – говорит дедуля, глядя на экран смартфона.
Понятно, мама не утерпела, позвонила по Телеграму, чтобы через дедулю все контролировать.
– Я тут, мам, не переживай уже! Вечером позвоню! – успеваю выкрикнуть я, прежде чем дедуля жмет “Отбой”.
– Яночка… – он широко улыбается мне.
Несколько секунд молча глядим друг на друга. Он почти такой же как на видео, разве что волосы в беспорядке, да щеки бледнее, чем обычно. Дедуля протягивает руки, я сбрасываю со спины рюкзак и бросаюсь в его объятья. Не знаю, кто из нас стискивает другого крепче. У меня точно ребра хрустят. Я ждала, дедуля будет слабым, что от него будет пахнуть лекарствами, больницей или чем-то подобным, но ощущаю лишь приятный аромат то ли одеколона, то ли шампуня. Чувствую, как подкатывают слезы, и утыкаюсь носом в его плечо. Эмоции странные: рыдание рвется, но мне очень хорошо, будто тяжесть с души убрали. Испытываю необоснованное облегчение, граничащее с абсолютным счастьем. Отпускать дедулю не хочется, вдруг это чувство пропадет, поэтому обнимаю его еще крепче, но дедуля отстраняется, чтобы рассмотреть меня. Я не выпускаю его руки и разглядываю его. Дедуля крепкий, жилистый, на ногах стоит твердо, даже не подумаешь, что тяжело болен. И одет модно: серая майка, джинсы, синяя флисовая рубашка в клетку. Седая борода и волосы аккуратно подстрижены. Лицо в морщинах, глаза зеленые с крапинками, точно как у мамы, и в них тоже поблескивают слезинки. Зато нос точь-в-точь как мой.
– Дедуля, ты такой красивый! – улыбаюсь и всхлипываю одновременно.
– Ну-ну, это ты у меня красавица, – он щурится в ответ, легко проводит пальцем по едва заметному шраму на лбу, гладит меня по волосам, бережно стягивает резинку и отступает на шаг, чтобы разложить мои белокурые локоны по груди и плечам. От его взгляда внутри тепло и опять хочется плакать. – Копия мать.
– Ага, только фирменные зеленые глаза зажали, а взамен подсунули серые и нелепый лягушачий рот, – отшучиваюсь я. – Так себе компенсация.
Дедуля на мгновение мрачнеет, проводит пальцем по моему носу.
– Главная фамильная ценность на месте, а остальное – мелочи жизни.
Хмыкаю в ответ. А дедуля спохватывается, что так и стоим в саду. Тянет меня в дом, пытается подхватить сумку или хотя бы рюкзак. Не даю. Вместо этого всучиваю ему пальто и затаскиваю вещи внутрь.
В доме тепло, свет золотистый, уютный. И опять ничего не напоминает о болезни. Прибрано, разве что на диване смятые подушка и плед. Лекарств не видно. Вкусно пахнет яблоками и сдобой – дедуля готовился к моему приезду. Иду на запах, быстро нахожу кухню: там на столе миска с виноградом и большая корзина с булочками и пирожками. Смотрю на дедулю с укоризной:
– Ну зачем, тебе же лежать надо…
Дедуля будто не понимает упрек:
– А на полках есть вишневая…
– Пастила!
Знает, как меня отвлечь! Бросаюсь к шкафчикам, но замираю, понимая, что не ориентируюсь на этой кухне. Оборачиваюсь, надеясь на подсказку. Дедуля улыбается, вокруг глаз собираются многочисленные морщинки.
– Верхний шкафчик справа от окна открывай.
От восторга дух сводит – весь шкафчик заставлен банками с пастилой, обе полки. Взгляд скользит по самодельным этикеткам: тут не только моя любимая вишневая, есть яблочная, клубничная, сливовая, ежевичная, кизиловая, даже из шелковицы. Такую я никогда не пробовала. За ней и тянусь. Вытаскиваю свернутую рулетиком полоску пастилы и отправляю в рот. Сладкая, она пахнет летом и буквально тает на языке – до чего же вкусно!