С театра войны 1877–1878. Два похода на Балканы - стр. 5

Я взглянул на роскошную долину Казанлыка, освещенную ярким солнцем: столбы дыма там и сям стояли по ней густыми облаками, и чудная картина долины показалась мне зловещей и мрачной. На минуту мною овладела внутренняя тревога, и я силился ничем не выдать своего внутреннего состояния товарищам. Но спутники мои, французы, уже догадались, в чем дело, по выражению лиц бегущих болгар и по их смущенному виду. Ла Мотт и Дик Лонлей стали приставать ко мне с сотней вопросов, упреков, атакуя меня с двух сторон, не давая сосредоточиться и обдумать то, что надо делать. Ла Мотт настаивал, чтобы немедля вернуться в Тырново; Дик Лонлей просто бранился; один испанец Пелисье сохранял философское спокойствие и ехал молча, угрюмо насупившись. Я и И. порешили прежде всего, что в подобном положении следует сохранять полнейшее строжайшее хладнокровие и импонировать на французов выражением спокойствия.

Между тем мы шагом подымались к деревне по широкой равнине, и если бы где-нибудь в окрестных горах находились башибузуки, они могли бы видеть наш маленький отряд как на ладони. Я подозвал к себе казака и, приняв вид спокойной беззаботности, спросил его:

– Можешь, брат, уложить человек десять турок!

– А Бог знает, ваше благородие, – отвечал казак, – как придется.

– А человека четыре уложишь? – настаивал я дальше.

– Четырех-то как не уложить, а только тут никто как Бог. Бог не поможет и с одним не справишься, а поможет, так и десять турок не страшны.

Ответ был успокоительный. Мы были уже у самой деревни, полагая не найти в ней ни одного болгарина, так как много болгар встретили по дороге. Мы подвигались с осторожностью, из опасения вместо болгар застать в деревне турок, но к удивлению нашему мы встретили в деревне много не ушедших еще жителей. Мужчины все были вооружены ружьями и сидели кучками у ручья, протекавшего посредине деревни; женщины, девушки и дети жались друг ко другу невдалеке от мужчин. Беспокойство и смятение было ярко написано на всех лицах. При нашем приближении крестьяне и крестьянки встали, подошли к нам навстречу, низко кланяясь и повторяя:

– Турки, башибузуки идут! Защити нас!

Мы показали им на их ружья и дали им понять, что они сами должны защищаться и что турки не страшны. В ответ на это жители стали спрашивать нас, когда придет к ним русское войско, и показывали на горы, говоря, что там все турки, которые придут и перережут их. Мы слезли с лошадей, привязали их и прежде всего попросили хлеба, молока и всего, что найдется для обеда. Нашлось весьма немногое: хлеб и плоды. Пообедав, я порешил, что прежде всего надо отдохнуть от усталости и волнения и постараться уснуть хотя бы на полчаса.

Я отошел от товарищей в тень огромного орехового дерева, положил себе седло под голову и успел подремать около часа. Французы не ели и не спали, находясь в сильнейшей тревоге. Сквозь сон я слышал, как Ла Мотт громко жаловался на то, что поехал со мной; Дик Лонлей кричал, что он приехал на войну, чтобы быть корреспондентом, а не воевать. Мы решили остаться еще один час в Хаинкиой, чтобы дать вздохнуть лошадям и после этого ехать дальше, стараясь скорее нагнать отряд генерала Гурко. Кстати, мы нашли трех солдат болгарской дружины, отставших от отряда по болезни и собиравшихся, так же как и мы, нагонять отряд. Это было нам на руку. Распрощавшись с жителями, в три часа дня мы снова сели на своих лошадей и двинулись в путь в сопровождении более многочисленной свиты. У нас была пехота в количестве трех болгар, кавалерия в образе казака и артиллерия в форме наших пистолетов. Бегство жителей из Хаинкиойя, попавшихся нам еще в горах, панический страх и смятение людей, которых мы застали в самой деревне, их уверения, что идут башибузуки резать их, наконец несколько выстрелов, о которых я забыл упомянуть выше и которые мы слышали в направлении Хаинкиой при нашем выезде из деревни, – все это повергло нас в тревогу и представило нашему воображению весь риск предстоящего нам пути до передового отряда генерала Гурко. На чем основывался панический страх жителей: на одном ли предположении, что башибузуки могли прийти или же башибузуки в действительности были близко и показывались у деревни? Объяснения этому мы никак не могли добиться у жителей по незнанию их языка и трудности объясняться с ними.