С Новым гадом, или Ушки черной мушки - стр. 30
Но это лишь пробуждает похоть, глаза застит инстинкт продолжения рода. А когда угар проходит, включается разум, в душе колышется тоска по чему-то светлому, чистому и настоящему. Все эти победы приятным привкусом отдают только по молодости, а потом в них появляется горчинка брезгливости и отвращения к самому себе. Потому что осознаешь, что не дело делаешь, кривой дорожкой идешь.
Встретить женщину, с которой захочется создать семью, прожить жизнь, а не порхать с цветка на цветок, бездумно опыляя один за другим – вот чего хочется, когда становишься противен сам себе. Марьяна стала для меня как раз такой женщиной. Манящей женским теплом, к которому хочется возвращаться снова и снова, стать лучше, чтоб в очах ее увидеть одобрение, быть достойным той самой, единственной.
Горек этот момент, как дикий мед в дождливый год, когда неприглядное прошлое догоняет тебя, накрывает удушливой волной стыда, укоряет совершенными ошибками и злорадно напоминает, что ничего уже не исправишь, тяжкий груз свершенного навсегда останется с тобой, как ни крути, придется научиться жить с ним.
Если признаваться честно, когда поиски Защитницы, способной не дать моему миру сгинуть в Разломе, привели к Марьяне, сработал эгоизм. Я даже думать не мог о том, чтобы расстаться с ней. Потому и утащил в свой мир, прикрываясь благородной целью, не думая о последствиях, правильности сего поступка и реакции девушки.
А когда узнал, что для нее все и вовсе не так, что она хочет домой, внутри все оборвалось. Слова о разводе стали последней каплей. Во мне полыхнула ярость, но не злостью и обидой обусловленная, а порожденная болью – от мысли о грядущей разлуке и пониманием, что не нужен ей – тогда как сам уже отдал свое сердце.
Но все это отошло на задний план в тот день, когда отправился в Сады, дабы выгулять монстра. Все цвело, одуревшее от энергии, которая подступила к поверхности и уже рвалась наружу. Сок, словно полоумный, бежал по стеблям, вынуждая каждую травинку тянуться к солнцу, набухать почками, лопаться, выпуская нежные лепестки, и снова, снова, снова.
Это было опасно – прорыв силы мог накрыть меня в любой момент, но времени на долгую дорогу до Пустоши, где ящер мог вдоволь порезвиться, не имелось. Да и сам я уже был как растения в Садах, переполненный мощью, которая в точности также могла накрыть в любой миг. И тогда…
Все внутри забурлило, когда прикрыл глаза, позволяя ипостаси силы взять верх – что она и сделала незамедлительно, в отместку за долгое ожидание и необходимость томиться в узах слабого тела сжигая изнутри дикой болью. Захрустели суставы, кожа полопалась, поломались кости – подстраиваясь под ящера.
Его мощь равнодушно и злорадно скомкала людское тело, тщедушное, слабое, и вылепила из него безжалостного хищника, хозяина этого мира, рожденного брать все, что пожелает, рвать в клочья, заливать все вокруг кровью. Большую часть жизни он обречен дремать в заточении внутри меня, посему моменты свободы для него драгоценны и сладки, как утренний нектар на цветах.
Огромные острые когти вспороли землю. Толстая шея запрокинула голову, и в небо отправился первобытный рев, сотрясающий все вокруг.
А потом почувствовал это – как открылся портал. Слабый, мигающий, навешенный не слишком умелой рукой, он пробил ткань бытия, всколыхнув пространство. Ящер посмотрел в его сторону. Ноздри на морде раздулись, шумно втянув воздух.