С любовью, падчерица - стр. 20
«Тише, Ева, тише. Не хватало еще разреветься», ― успокаивала я себя, чувствуя, как глаза зажгли слезы.
От нахлынувших чувств, ненависти к себе и душевных терзаний мне хотелось только одного: шагнуть в Байкал, заплыть как можно дальше от берега и не выплывать оттуда больше никогда…
― Ева, говорят, тут много змей, это так? ― спросила Света, и в десятый раз кинула Шерхану палку.
― Змей? ― отрешенно глядя на подругу, шепнула я, и из моей памяти вынырнул очередной флешбэк.
«Красавица Ева, созданная богом для одного единственного мужчины, ― зазвучали в голове слова Марка. И мой ответ не заставил себя ждать: ― Искушенная Змеем и не удержавшаяся от запретного плода».
― Искушенная Змеем… ― тихо проговорила я, чувствуя, как по позвоночнику зашагал отряд мурашек. Теперь я понимала это выражение буквально: вот что значит, поддаться искушению, когда Змей предлагает Еве отведать запретный плод.
― Чего-чего? ― хохотнула Света, входя в воду. ― Миронова, тебе явно стоит искупаться. Что-то ты совсем тормоз сегодня.
Ярик взял из контейнера клубнику и поднес ее к моим губам.
― Будешь?
Я посмотрела на ягоду с таким омерзением, словно он предложил мне дохлую жабу.
― Нет? Ну, окей, ― Ярик улыбнулся, закинул клубнику к себе в рот и прижал меня к себе. ― Как я рад, что мы снова вместе, и… что самое главное, ни мне, ни тебе не нужно больше никуда уезжать. Ну, скажи, разве это не судьба? ― Он потряс меня за плечи, чтобы взбодрить. ― Ты и я ― друзья с детства, не виделись сотню лет, снова встретились и оба холостые. М? Тебе не кажется, что это не случайно?
― Я сейчас не в состоянии говорить о чувствах, ― одними губами проговорила я и перевела взгляд на подругу, гуляющую в воде с Шерханом. ― Она втрескалась в тебя по уши.
Ярик немного помолчал и холодно ответил:
― Я это понял.
Друг переместил козырек кепки назад, пересел за меня, обнял обеими руками так крепко, словно я вот-вот могу исчезнуть. Я прижала голову к его груди и закрыла глаза, слушая только стук его сердца и шелест озера.
Он всегда хорошо чувствовал меня и знал, когда я желала просто посидеть в тишине.
О многом хотелось поговорить с ним: о жизни в Москве, о травме, ведь я так и не поинтересовалась, как он ее получил, о том, как живут его родители, о многом-многом, но кроме того, что случилось между нами с Марком, я ни о чем не могла больше думать.
Я понимала, что никогда не смогу вырвать из груди то, что случилось. Не в силах буду избавиться от картинок, что одна за другой забирались в голову, не смогу смотреть маме в глаза, да и вообще… я не смогу остаться с ней в одном доме.
Сегодня же позвоню папе, попрошу его выслать деньги на билет и улечу в Австралию.
Я виновата перед мамой, господи, как сильно я виновата перед ней… Она с такими горящими глазами говорила о нем ― своем идеальном мужчине. А он занялся любовью с ее дочерью, прямо на кухне, где она готовила ему его любимую чертову шарлотку.
Никогда у нас с ней не было теплых отношений, я ненавидела ее в детстве за ее гулянки, за то, что она забывала о том, что у нее есть дочь. За то, что не рассказала мне о первых месячных, и когда они пришли прямо во время урока, я чуть не сгорела от стыда. Она никогда не говорила со мной про отношения с мальчиками, о первом сексе, не учила предохраняться, ни-че-го ― она не сделала ничего, чтобы облегчить мое взросление. Не выжала из себя ни капельки своих знаний, своего опыта. Но… мой поступок одним махом перечеркнул все это.