С друзьями по Санкт-Петербургу. Петроградская сторона Часть 1 - стр. 1
Петропавловская крепость
В устье Невы на территории под названием Ингерманландия (от карельского «инкери маа», что означает «прекрасная земля») начинались древние торговые пути «из варяг в персы» и «из варяг в греки». Купеческие караваны через Ладожское озеро где по рекам, где волоком попадали в Волгу или Днепр. Об этом свидетельствуют найденные на берегах Невы скифские и арабские монеты, отчеканенные в VII веке. Земли Ингерманландии издавна принадлежали Великому Новгороду. В меру сил, русичи стерегли свои рубежи, интерес к которым постоянно проявляли ближайшие соседи шведы.
В 1240 году новгородский князь Александр Ярославич пришел с дружиной и наголову разбил шведское войско на берегах Невы, за что и получил прозвище Невский.
Однако удача не всегда сопутствовала русскому оружию, земли переходили из рук в руки и к началу XVIII века принадлежали Швеции, что было зафиксировано Столбовским договором 1617 года.
Все изменилось с воцарением Петра I, который в 1700 году развернул боевые действия за выход к Балтийскому морю. Первое же сокрушительное поражение под Нарвой привело к убеждению, что без флота шведов не одолеть.
В Архангельске (ближе не было возможности) в течение трёх лет не только построили флот, но и подобно аргонавтам перетащили его из Онежского озера в Ладожское! Факт потрясающий, почти забытый, причём совершенно незаслуженно.
Изумленные шведы не оказали серьезного сопротивления и после непродолжительной осады последовательно пали крепости Шлиссельбург и Ниеншанц (Шлиссельбург находится у истока Невы, Ниеншанц – в устье).
Россия праздновала викторию.
В 1703 году даже мысли не было строить здесь город, тем более переносить сюда царскую столицу. Первостепенной задачей было закрепиться – построить крепость и флот, чтобы надежно отражать неприятельские притязания с моря и с суши.
Сказано – сделано. В своих занятиях царь Пётр, как известно, был скор и нетерпелив (кстати, в 1703-м ему 31 год).
На Ладоге в устьях рек Сясь и Свирь заложили корабельные верфи и одновременно на одном из островов в дельте Невы, Заячьем, приступили к строительству крепости, названной Петром Санкт-Питерсбурх.
План крепости бастионного типа начертал французский инженер-фортификатор Ламбер де Герен, царь Пётр что-то поправил и, помолясь, приступили.
Начали в мае, а уже в октябре гвардия и полки вошли в крепость.
Ворота Иоанновского равелина
Войдём и мы через ворота Иоанновского равелина, отдавая себе отчет, что тогда, в 1703-м году, крепость представляла собой древо-земляное укрепление, имеющее, тем не менее, вид весьма грозный и внушительный.
Знаменитый бытописатель Петербурга, Михаил Иванович Пыляев, сообщает, что на сооружении крепости трудились день и ночь двадцать тысяч «подкопщиков», в основном из числа пленных шведов.
Попробуем представить себе это гигантское число – двадцать тысяч человек. Вообразите, километровой длины колонну людей по пять человек в шеренге, стоящих плотно друг к другу, грудь к спине, так, что на одном метре умещается четверо – это и будет двадцать тысяч. А теперь соотнесите это количество людей с габаритами Заячьего острова (длина 750 метров, ширина 400 метров).
Но были и так называемые «казённые работники» и даже вольные. Последние получали три копейки в сутки, остальные же работали за еду. Пыляев также сообщает, что лопат и заступов на всех не хватало, не говоря уже о тачках, поэтому землю приходилось носить в подоле платья.
За ходом работ на первом бастионе царь Пётр присматривал сам, поэтому и сегодня этот бастион зовётся Государев. Остальные носят имена сподвижников: Меншиков, Головкин, Зотов, Трубецкой и Нарышкин.
Не берусь утверждать, лишь предполагаю, что выбор именно этих людей носил чисто случайный характер: кто оказался в тот момент рядом с царем, на кого упал глаз.
Об Александре Даниловиче Меншикове написано много.
Никита Моисеевич Зотов – князь-папа всешутейшего и всепьянейшего собора, также личность известная.
Гавриил Иванович Головкин приходился царю троюродным дядей. Известный факт: царь Алексей Михайлович на смертном одре, поручил заботу о безопасности малолетнего сына Петра трём близким людям, которым он особо доверял: Фёдору Ромодановскому, Федору Головину и Гавриилу Головкину. Позже Пётр I назначил Головкина канцлером и именно ему поручил огласить завещание, по которому трон должен был перейти внуку, тоже Петру, сыну царевича Алексея. Но это уже другая история.
Князь Юрий Юрьевич Трубецкой был в окружении царя ещё комнатным «стольником», участвовал в «потешном» воинстве, но ничем не выделялся, незаметный, каких много. Старший брат Юрия Юрьевича, Иван Юрьевич, провёл шестнадцать лет в шведском плену, где появился на свет его сын Иван – будущий государственный деятель, екатерининский вельможа Иван Иванович Бецкой. А Юрий Юрьевич оказался предком всех Трубецких, живших после 1750-го года.