Рыжуля в Академии Космодесанта - стр. 18

Я киваю, потому что сказать нечего. Мне даже вздохнуть сложно от его близкого присутствия.

Киан ухмыляется.

– Хорошо, – его голос звучит хрипло, и чуть ниже, чем раньше.

Он отрывает от меня свой взгляд и переводит его снова на парней.

– Курсант Йуулийяяяя, – странно тянет он мое имя, словно пробуя его на вкус, – тренируется под моим личным кураторством.

12. Глава 9

Кажется, воздух можно резать на кусочки и складывать по карманам, так он загустевает от взглядов одногруппников, уставившихся на меня.

Я чувствую, что они смотрят, мне для этого даже голову не нужно поднимать.

Они не хотят меня здесь.

Эмирийцы привыкли к системе, к четкому порядку – три трио, каждый на своем месте, один в резерве. Академия приучает к дисциплине, и любые отклонения от нормы воспринимаются как угроза.

А я – отклонение. Причем, похоже, что по всем фронтам. Я нарушаю баланс, мешаю им. Чужая.

Тишина растягивается, словно гигантский мыльный пузырь.

Парни выжидательно смотрят на неумолимо удаляющуюся спину ректора. Наверняка не хотят выносить конфликт вне группы.

– Нас теперь тринадцать? – голос, в котором слышится скрытое раздражение.

Я поднимаю взгляд. Беловолосый парень, тот самый, что уже открыто выражал свое недовольство на распределении. Он скрещивает руки на груди, изучающе глядя на меня. В его глазах нет злости, скорее скепсис, смешанный с недоумением.

Но, видимо, градус моего напряжения дошел до точки, я устала себя чувствовать не в своей тарелке. Поэтому я вздергиваю подбородок вверх.

– Не я это решила, – отвечаю спокойно, глядя прямо ему в глаза.

– Как удобно, – усмехается он и качает головой.

– Неудобно, – бросает другой, высокий, похожий на первого, только с темно-русыми волосами. – Тринадцать – это слишком много.

– Еще скажи, число несчастливое! – огрызаюсь я, доведенная до предела.

На меня недоуменно взирают двенадцать пар глаз. Снизу вверх.

– Тринадцать – несчастливое число, – втолковываю я им прописные истины, – у нас, землян.

– У эмирийцев нет несчастливых чисел, – наконец отмирает кто-то, – просто совершенно непонятно, что с тобой делать. Соревноваться с тобой на равных – вроде неправильно, но и поддаваться – с чего бы? Ты наверно ждешь, что выедешь на своей красоте и на том, что ты девчонка?

– Зачем ты вообще сюда поступила? Как тебя родители отпустили? – меряет меня взглядом.

– Захотела и поступила! И отпустили! – Неопределенно жму плечами. Я пока не готова признавать во всеуслышание, что я толком не помню. И никто не дает мне шанса вспомнить, дергают то к ректору, то на распределение, то еще куда-то.

– Кто-то из нас не доучится, – продолжает тот же парень, пожав плечами. – Кто-то вылетит. И это буду точно не я!

Парни одобрительно гудят. Но я вижу их немного растерянные взгляды. Наверно, они не планировали соревноваться с землянкой.

Я не позволю им думать, что я слабая. И не позволю им считать меня проблемой.

Я сжимаю кулаки, и зло щурю глаза:

– Даже если я вдруг исчезну, это не изменит статистику, – произношу я ровно, – И вас все равно останется двенадцать, а значит, все равно не все ндойдут до выпуска.

Белый хмыкает, но я замечаю, что кто-то в строю едва заметно моргает, будто впервые осознавая этот факт.

– Это неважно, – негромко бросает он.

Конечно, неважно, я это понимаю. Им просто не нравится мое присутствие. И слова ректора тоже не понравились, просто не хватило духу оспорить их.