Рыжик - стр. 2
– Тарас, выйди скорей на улицу! – крикнула запыхавшаяся Аксинья, вбежав в мастерскую.
Лицо у нее было бледное, испуганное. Она вся дрожала.
– А что я там забыл, на улице?.. – проговорил равнодушным тоном Тарас, не отрываясь от дела.
– Иди скорей, иди же, говорю тебе… Посмотри, что случилось! – воскликнула Аксинья.
– А что случилось? Курица удавилась?.. – засмеялся Зазуля.
– У, каменный ты человек!.. – озлилась жена. – Выйдешь ли ты из хаты аль нет?
– Как не выйти… От бабьего крика не только что из хаты, а из кабака и то выйдешь, – сказал Тарас и, низко наклонив голову, чтобы не стукнуться о косяк, вышел из мастерской.
Аксинья забежала вперед.
– Вот здесь, за сарайчиком… Слышишь, стонет? Сюда иди!.. Слышишь?.. – задыхаясь от волнения, шептала Аксинья.
Тарас молча следовал за нею, пыхтя трубкой, которую он успел закурить по дороге.
– Вот здесь, смотри!.. Слышишь? – шепнула Аксинья.
Тарас остановился. Перед ним на траве лежала женщина, а рядом с нею мирно спал завернутый в тряпки крошечный ребенок. Из полуоткрытого рта женщины вылетали слабые, хриплые стоны. Голова ее, повязанная темным дырявым платком, лежала на серой котомке. Бледная, с почерневшими губами, она имела вид умирающей. Глаза ее, неподвижные и как будто стеклянные, были устремлены в одну точку. Одежда ее состояла из грязных бесформенных лохмотьев.
Тарас с Аксиньей молча, но значительно переглянулись, когда подошли к умирающей.
– Спроси-ка, кто она и как сюда попала, – тихо сказал Тарас жене.
– Послушай, милая, откуда ты? – приступила к допросу Аксинья, наклонившись над больной. – Ты больна? Это твой ребенок?.. Как ты сюда попала?..
Аксинья задавала вопрос за вопросом, но ответа не последовало. Незнакомка умирала – это было ясно.
– Я людей позову, – решительно заявила Зазулиха, взглянув на мужа.
– И то правда… Разбуди соседей, а то еще невесть что подумают, – согласился Тарас.
Аксинья убежала. Вскоре ее звонкий голос нарушил тишину наступающего утра.
– Выходите!.. – кричала Аксинья, стуча в ставни соседних домов.
Минут через десять небольшой дворик Зазулей был полон народа.
Солнце еще не успело взойти, когда неизвестная женщина умерла. В ту самую минуту, когда она испустила последний вздох, проснулся ее ребенок. Он заметался и заплакал. Прибежавшие бабы, у которых были свои дети, услыхав голос плачущего ребенка, сейчас же определили, что ему всего три месяца от роду.
Аксинья, отвечая на вопросы, рассказывала, как она встала, как вышла открывать ставни и как услыхала стоны.
– Она, стало быть, живая была? – перебивали ее слушатели.
– Конечно, живая, ежели стонала! Мертвые не стонут, – пояснила Зазулиха и продолжала свой рассказ.
А ребенок не переставал кричать, надрывая грудь.
– Его накормить надо, – догадалась одна из женщин и взяла его на руки.
Женщину эту звали Агафья-портниха. Муж ее был портной, человек слабый и пьющий. У Агафьи было пятеро ребят, из них один грудной.
Ребенок, как только очутился на руках у Агафьи, сейчас же замолк и припал к ее груди, точно замер.
– Ишь, как сосет! – удивлялся Тарас, у которого своих детей не было.
– Дитя есть хочет, известное дело… У покойницы, может, и молока-то не было, – хором заговорили женщины, перебивая друг друга.
– Эй, вы, тише, начальство едет! – крикнул кто-то.
Бабы умолкли.