Рыжая 4. Тупиковое звено - стр. 15
Смущенная женщина в оправдание не могла вымолвить и слова. Своим предположением она не хотела обидеть хозяйку дома, просто рождение внебрачного ребенка казалось ей поступком более естественным, чем страх девяностолетней девицы быть застигнутой в будуаре тет-а-тет с ровесником.
– Простите, – она попыталась оправдаться, – я в мыслях не имела ничего дурного. Совсем вылетело из головы, что в то время еще не было искусственного опло… – голос угас сам собой.
Мсье Кервель перестал есть, пить и напоминал ягненка, которого волк, перед тем как съесть, решил посвятить во все грехи мира.
– Извините, я с дороги, наверное, что-то не то говорю.
– Ничего. – Филипп поправил саафетку. – Я понимаю, некоторые вещи сегодня трудно воспринять.
Всепрощающее великодушие хозяина удручало даже больше, чем собственная бестактность.
– Мсье Кервель, поверьте, дело совсем не в разнице времен. Просто я рассуждаю как обыкновенный человек, которому нет необходимости хранить… – она старалась подобрать какое-нибудь нейтральное слово, – свое реноме. Каждой женщине в первую очередь хочется прижимать к груди собственного ребенка… Не в обиду вам будет сказано. Это очень важно – почувствовать себя матерью. Наверное, даже больше, чем просто женой или, не дай Бог, любовницей. Но сознательно взять чужого ребенка и воспитывать его как своего – это очень благородно.
Филипп окончательно смягчился. Искренность гостьи его глубоко тронула.
– Не думаю, что Мария Андреевна как-то особо размышляла над этим, она всегда много работала, себе не принадлежала. А ее желание забрать меня из приюта было скорее импульсивным. Много позже maman рассказывала, что страшно боялась. Боялась, что не справится с ролью матери, все же она была уже не молода, но… – Филипп вскинул ладошки и приложил к груди, – это самая нежная и самая заботливая мать, которая только существовала на свете! Она научила меня всему, в том числе, разумеется, и русскому языку, научила любить и понимать русскую культуру. Вы знаете, мне иногда кажется, что я русский. Скажите, ведь я правда похож на русского?
– Разумеется. – Даша улыбнулась. Кервель был похож не на русского, а на существо с другой планеты. – У нас был такой поэт, Есенин. Мне кажется, вы немного похожи на него…
Тут Филипп неожиданно вскочил, отставил ногу, откинул руку и нараспев начал читать:
«Гой ты, Русь, моя родная,
Хаты, в ризах образа.
Не видать конца, ни края,
Только синь сосет глаза…»
Даша обомлела. А белокурый француз, не давая опомниться, схватил гостью за руку и крепко сжал.
– Дорогая, если бы вы знали, как я вам благодарен за то, что вы согласились помочь! Maman за последние два месяца потеряла всякий покой. А в ее возрасте это так вредно!
В последнем Даша не была так уверена. В девяносто лет уже все одинаково вредно или одинаково безразлично. Но не спорить же с сумасшедшим!
– Да, да, разумеется… – пробормотала она.
Филипп воодушевился:
– Душечка, я вас умоляю, я припадаю к вашим ногам – выполните ее последнюю волю и разыщите всех потомков ее брата. Вам это непременно зачтется. – Он указал изящным перстом на розовый потолок в розовых пузатых ангелах.
Даша отвела глаза. Человек, с такой настойчивостью желающий расстаться с деньгами и поместьем, безусловно, заслуживал уважение, не взирая на цвет волос и панталоны.