Рыжая 4. Тупиковое звено. Часть 2 - стр. 32

Даша невольно рассмеялась.

– Почему вы смеетесь?

– Там, где я провожу значительную часть своего свободного времени, о порядке можно только мечтать.

– Это от того что я мужчина, а вы женщина.

– Не вижу связи.

– Мужчине проще каждый день протирать пыль и класть вещи на место, чем раз в неделю устраивать генеральную уборку:

Мысль поразила. До этого она была уверена в том, что генеральная уборка, побочный продукт жизнедеятельности. По крайней мере ее.

– Интересное наблюдение.

– Просто я с детства привык ухаживать за собой сам. Хотите кофе?

– Хочу. Простите, Богдан, а сколько вам лет?

Титаевский выпрямился, в карих глазах замерцала смущенная растерянность сорокалетней женщины.

– Двадцать… шесть. А на сколько я выгляжу?

«Интересно, а кем он работает?»

– Мы почти ровесники, может перейдем на «ты»?

– Давай, – Богдан обрадовался. – Сам хотел предложить, но постеснялся.

– Самостоятельный, стеснительный и симпатичный – прямо находка, а не племянник, – Даша снова огляделась.

Стены выкрашены в теплый брусничный цвет, на потолке люстра в стиле техно, такие же бра. Мебели минимум. Все очень функционально, со вкусом. На полу прямоугольный бежевый ковер с абстрактным рисунком, ухоженный паркет.

На одной из стен Даша заметила узкие полки с аккуратно расставленным округлыми камнями. По камням шла резьба.

– Это нэцке? Настоящие? – она вопросительно посмотрела на Богдана. – Можно?

Тот кивнул.

Осторожно взяв один, как показалось издали, из камней, она положила брелок на ладонь и внимательно осмотрела со всех сторон.

– Боже праведный… Это же мандзю. – Она перевела взгляд на другую полку и изменилась в лице. – О, нет… А здесь рюса. Тоже настоящая?

Богдан снова кивнул. Он был очень удивлен:

– Ты первая, кто знает, что это такое.

– Я искусствовед. Правда, бывший. Откуда они у тебя? – Даша продолжала изучать брелоки. – Увлечение не из дешевых.

– Знаю. Но они достались мне по наследству.

– Ничего себе наследство. – Осторожно вернув фигурку на место, Даша обернулась. Либо с ее памятью что-то, либо… – Но ты говорил, что воспитывался в детском доме.

– Но я же не родился сиротой, – ответ прозвучал холодно. – Отец погиб незадолго до моего рождения. Разбились на машине. Мама умерла позже.

Даша испытала чувство неловкости. Надо же быть было оказаться такой бестактной. Она отошла от полок и присела.

– Извини, пожалуйста. Я не хотела тебя задеть. Мне так жаль…

– Мне тоже, – Богдан смотрел в окно. – Когда отец погиб, мама была в роддоме. Меня рожала. Наверное, поэтому шок оказался слишком сильным… – каждое слово давалось ему с трудом. – Она почти попала больницу. Психиатрическую… А меня отдали в детдом.

– Господи… – Даша сама была в шоке. – И что, у тебя не было других родственников?

– Нет. Бабушка и дедушка по отцу погибли вместе с ним. Они ехали в одной машине. У мамы никого не было. В больнице она покончила с собой.

От жгучей жалости перехватило горло.

– Как жаль, что наши родители тогда не были знакомы. У тебя тогда все сложилось бы по-другому.

Богдан лишь невесело усмехнулся:

– Наверное. Но ничего, бывает и хуже. Я уже почти забыл. Со мной все хорошо.

Даша снова посмотрела на полку с нэцке.

– Это все, что тебе осталось от родителей?

– Ну почему, – он огляделся. – Еще эта квартира.

Чуть особняком стояла традиционная фигурка нэцке, изображающая двух трущихся друг о друга бегемотиков. Даша улыбнулась: