Рыжая 2. Дело одинокой канарейки - стр. 6

Выглядело это приблизительно так: вместо традиционных поздравлений и пожелания многих лет жизни, Макеев вставал и сообщал, что живи именинник на пару тысячелетий раньше, то ни за что не дожил бы до такого возраста, зато его могила стала бы ценным источником информации. Поэтому умирать надо вовремя, прихватывая на тот свет все, что может заинтересовать следующие поколения.

Особенно сильное впечатление это производило на людей, недавно похоронивших близких. Убитые горем родственники моментально переставали плакать, с оцепенением выслушивая рассказ о чудненьких, прекрасно сохранившихся костях, которые прошлым летом удалось откопать дружному отряду студентов-археологов. Не замечая произведенного эффекта, Кока переходил к более ранним временам, и комната постепенно наполнялась жутковатыми тенями всего того, что некогда жило и шевелилось на нашей планете. Особо впечатлительные уверяли, что даже чувствуют запахи. По счастью, случались подобные инциденты нечасто, ибо основную часть своей беспокойной жизни Кока проводил в экспедициях или кропотливом изучении добытого. Друзья приходили все реже, девушки не приходили вовсе, зато в голову приходили все более странные гипотезы.

Как и большинству исследователей, Макееву не давала покоя проблема происхождения жизни на Земле. Тщательно исследуя каждую окаменелую какашку, до которой удалось добраться, к вящему ужасу фундаментальной науки, он вдруг принялся выдвигать теории, одну безумнее другой. Спорить или дискутировать с ним было бесполезно – на темы происхождения земной цивилизации Кока мог беседовать вполне автономно. Даже если собеседник вдруг начинал безмолвно сползать со стула, теряя терпение или сознание, Кока, нависая над несчастным, тыкал в обмякшее тело костлявым пальцем:

– Это потому, что тебе даже возразить нечего!

– Нет! – взрывался полуобморочный. – Это потому, что возражать нечему! Бред какой-то…

А вот это была самая большая ошибка, которую мог допустить спорящий. Археолог бледнел и немедленно извлекал из кармана черную пластмассовую коробочку. Как правило, все опасающиеся болезни фараонов и прочей малярии в этот момент бесследно исчезали, оставшиеся с недоумением разглядывали нечто бесформенное, окаменелое и нормальному человеку абсолютно ничего не доказывающее.

Макеев подносил corpus delicti под нос осмелившемуся усомниться и вопрошал страшным голосом:

– А это что, по-твоему?!

Вечер оказывался безнадежно испорченным.

Как-то раз, промучившись с очередной находкой, не принадлежащей, по его мнению, ни одной из известных культур, Макеев выдвинул теорию о существовании в прошлом могущественной сверхцивилизации атлантов. С первого взгляда, ничего оригинального в данной теории не было еще со времен Платона, но в его интерпретации все выглядело настолько сумасбродно, что многие, выслушав страстные аргументы автора, пожимали плечами: «почему бы и нет?», ибо энтузиазм и увлеченность Коки передавались окружающим, словно вирусная инфекция.

Вкратце, гипотеза выглядела следующим образом. Пару миллионов лет назад в Африке проистекала бурная тектоническая деятельность. Через разломы в земной коре произошел мощный радиоактивный выброс и стада обезьян, уныло бродившие вдоль расщелины, получив убойную дозу облучения, начали мутировать. Прошли еще сотни тысяч лет, облученные приматы подросли, распрямились, но, к сожалению, физически ослабли. Такие средства борьбы за выживание, как когти и зубы уже не служили им верной защитой. Зато значительно увеличился мозг – по непонятной причине, мутации в основном затронули именно его. Еще через пару тысячелетий мозг превратился в гораздо более мощное и совершенное оружие, чем даже самые острые зубы. Прачеловек научился компенсировать недостаток силы смекалкой, пища становилась все более сытной, лысеющая кожа прикрывалась шкурами менее сообразительных соседей по планете. Популяция разрасталась, ей требовалось все больше ресурсов, и потому следующим закономерным этапом развития новой цивилизации стал экзистенциальный вопрос: а кто будет за нас работать?