Рыжая 11. Дело на пуантах. Часть 1 - стр. 11

Все дружно повернулись к прорабу.

– Что вы имеете в виду? – всхлипнула балерина.

– Теперь мы знаем, что Кукумбаев жив.

– И что с того? – рассмеялся Кокорев. – Он прям сразу испугается и отдаст нам все документы.

– Да пусть хоть подавится ими. Судя по кадрам, он совсем небеден. Пусть вернет деньги и мы довольные разойдемся.

На веранде повисла тишина.

Фима наконец оторвал взор от земли. Однако, особого оптимизма в его глазах по-прежнему не наблюдалось.

– Ты хочешь сказать…

– Я хочу сказать, что если Кукумбаев не решит наш вопрос – с помощью документов, взятки, нам по барабану – то пусть возмещает материальный урон. И еще посчитаем сколько с него можно содрать за моральные страдания.

– Какие моральные страдания, – апатично возразил Токорев, точная копия Кокорева, но из балетных, поэтому чуть более сдержанный, – Я и в материальной-то компенсации сомневаюсь.

– Почему?

– Ты представляешь о какой сумме идет речь? У него элементарно может столько не быть.

– Ну что-то у него точно есть, – Эльвира решила поддержать мужа и ткнула в сторону экрана длинным ногтем, – Глянь, как волну ловит. Зубы скалит. Голодным он точно не выглядит.

– И нищим тоже, – поддакнул кто-то из духовиков.

– Но для начала необходимо выбить из него документы, – Кира продолжала настаивать на своем. Ей было даже страшно представить, что ее домик снесут. – Уверена, что он сохранил все бумаги. И если мы припугнем его полицией, он нам их точно отдаст.

При слове «бумаги» Фима Бронштейн неожиданно оживился.

– В самом деле, почему бы не попробовать, – произнес он. – Берем бумаги, Кукумбаева и летим в Гаагу.

– Почему в Гаагу? – Балык вскинул густые черные ресницы.

Идея с шантажом и материальной компенсацией ему нравилась больше.

– Там суд по правам человека.

Грянул дружный смех.

Валторнист Обметкин смотрел на скрипача с откровенной насмешкой:

– Фима, вы первый еврей-идеалист на моей памяти. Какая Гаага? Какой международный суд? Над вами будет потешаться вся просвещенная Европа.

– Европа? Над евреем?!

– А что, в финансовых спорах евреи чем-то от других людей отличаются? – возмутилась Семечка.

– Уж точно не украинцам об этом спрашивать!

Игнат решительно оборвал разгоравшийся национальный конфликт:

– Да хватит уже! Надоели со своими фантомными болями. Тоже мне две самые несчастные нации в мире – хохлы да евреи. Лучше идеи предлагайте.

Фима смотрел озадачено. Он не понимал, если его оскорбили, или это просто фигура речи.

– Что вы хотите этим сказать?

– Я хочу сказать, что для начала Кукумбаева найти надо. А пока мы даже не знаем, он это или просто кто-то похожий.

– Конечно, он, – категорично заявила гример Ирина. – Я лица моментом различаю. У меня глаз – алмаз.

– Ну допустим, – Прорвиська все еще с сомнением поглядывал на лежащий перед ним журнал. – И чем мы будем его пугать? Пальцем? Так он пошлет нас подальше, да и дело с концом.

Эльвира теребила концы шарфа. Вид у меццо-сопрано был сосредоточенный.

– Игнат прав, нам сначала надо этого спортсмена найти.

– Точно. А чем пугать, на месте сообразим, – нож сложился с недобрым металлическим лязгом.

1

Нашлись и купальники, и крем для загара, и незаменимый в экстремальных поездках телефон-внедорожник. Последний Даша любила не только за брутальный дизайн, но и за абсолютную неубиваемость. Особенно после того, как последовательно похоронила три модных, но крайне хлипких смартфона: первый вместе с ней улетел с горнолыжного склона, второй отправился к русалкам Ганги (если они там, конечно, есть), а третий она лично переехала машиной. Испытывая сострадание к ее криворукости и желая оставаться на связи, один из клиентов вручил ей этот телефон и попросил никогда с ним, в смысле с телефоном, не расставаться. Мобильный «внедорожник» привел путешественницу в полный восторг – она его топила, роняла и даже пару раз переезжала машиной, но уже на спор – телефон продолжал исправно работать.