Рыцари былого и грядущего. III том - стр. 39
Среди сотни братьев Ордена, находящихся в египетских тюрьмах, есть те, кто предпочли умереть в послушании Ордену, дабы получить жизнь вечную, лишь бы не делать ни чего против веры своей, а если бы предпочли они предать веру свою, их бы почитали среди сарацин, но они предпочли закончить дни в повиновении вере своей».
Анонимный тамплиер писал в условиях, когда уже не подвергался опасности, но ему вторят и голоса из застенков. Тамплиерский священник Пьер де Болонья был одним из самых стойких и искусных защитников любимого Ордена. Он говорил, что обвинения в «постыдных, неразумных, греховных и отвратительных вещах лживы и поистине несправедливы, всё это выдумано, создано из ничего, благодаря клеветническим показаниям врагов и соперников, на самом деле орден тамплиеров чист и безгрешен, как и всегда прежде. Все, кто утверждает обратное, поступают, как лживые предатели и еретики, желая посеять плевелы вражды, однако, тамплиеры готовы вынести всё это и противостоять злу сердцем, устами и деяниями – всеми мыслимыми способами, какими следует и должно бороться с клеветой».
Ему было 44 года, мужественному отцу Пьеру. На момент ареста он состоял в Ордене 26 лет, то есть всю сознательную жизнь. Неужели все эти годы он был христопродавцем? Человек, предавший Христа, как и любой другой предатель, не может быть стойким, а он бесстрашно обвинял в клевете самых могущественных людей Франции. Возможно ли поверить, что следующие слова он сказал лишь из хитрости и лукавства: «Удивительным является то, что более всего доверяют лжецам, которые дают показания в угоду собственной плоти, не думая о тех, кто как истинные мученики – христиане умерли под пытками, не предав истины. Подобно этим мученикам и живые, упорно отстаивая истину и опираясь исключительно на силу своего духа, ежедневно подвергаются в тюрьмах страшным пыткам и прочим страданиям, а так же позору, поношениям и унижениям».
Не многим дано выдержать пытки, на это способны только исключительно сильные люди. Конечно, отец Пьер имел моральное право обвинять тех, «которые дают показания в угоду собственной плоти», он сам через это прошел. Но мы такого права не имеем, нас там не было. Неужели у кого-то повернется язык осудить тамплиера Понсара де Жизи, который говорил:
«В течение трех месяцев до того допроса, на котором я сделал признание в присутствии епископа парижского, меня неоднократно отпускали в колодец, так туго стягивая руки за спиной, что из-под ногтей выступала кровь. Если меня снова будут пытать, я, конечно, отрекусь от всего, что говорю сейчас и скажу всё, что будет угодно моим мучителям. Во имя ордена я готов лишиться головы, быть сожженным на костре и сваренным заживо, но не могу терпеть столь ужасные длительные пытки, каким меня не раз подвергали за более, чем два года, проведенные в тюрьме. Пыток я больше не вынесу».
Какой простодушной искренностью дышат слова несчастного Понсара. Он вроде бы честно признается в своей слабости, но в чем эта слабость? В том, что ради чести Ордена он охотно готов сгореть на костре или быть сваренным заживо? Палачи сломали его пытками, но не превратили в ничтожество. Едва лишь будучи избавленным от пыток, от тут же встал на защиту Ордена.
А отец Пьер продолжал поражать обвинителей своей железной логикой: «Орден Храма всегда был и остается чист и свободен от каких-либо пороков, прегрешений и зла. Как можно поверить тому, что так много людей знатного происхождения… оказались столь глупы и безумны, что, стремясь погубить душу, выбрали именно служение в ордене? Если бы рыцари действительно столкнулись в Ордене Храма с такими беззакониями, особенно это касается богохульства в отношении Христа, они бы тут же возопили и громко поведали об этом всему миру».