Рыцарь умер дважды - стр. 9

Пара мгновений ― крик. От того, как, захлебнувшись, он переходит в бульканье, пробирает озноб. Впрочем, не сильнее, чем от того, как животное, из груди которого торчат стрелы, придавливает последнюю тень к земле, наваливается всем весом. Руки исступленно вцепляются в шерсть, соскальзывают. Правая, дотянувшись до ножа, наносит удар, но тщетно. Зверь душит осознанно, терпеливо ждет, пока жертва обмякнет, после чего сразу выпускает ее. Падает нож. Голова запрокидывается, и я вижу разметавшиеся пряди длинных волос. Определенно, человек, определенно, мертв. Зверь обнюхивает разрисованную маску, облизывается в задумчивости, но в конце концов просто переступает труп.

– Хороший… хороший…

Повторяю заклинанием, стараюсь не шевелиться и даже не дрожать. Наверняка зверь чует мой ужас, а задушить меня будет гораздо проще, чем вооруженного человека в черном.

– Не подходи… ладно?

Лучше было молчать. Зверь, прежде обнюхивавший траву, вскидывается. Теперь он заинтересованно уставился прямо на меня.

Длинный, гибкий, с лоснящейся шерстью и острой мордой. Я видела таких в разъездном зверинце; там подобные, но размером с кошку для потехи убивали змей, почти так же придушивая или перекусывая горло. Тогда я восхищалась их хищным изяществом больше, чем изяществом пантеры из другой клетки. Теперь я сжимаюсь в комок.

Зверь идет ― так же бесшумно, как шли тени; не хрустит ни одна ветка под короткими лапами. Зверь подергивает влажным носом, блестят черные глаза, мотается туда-сюда хвост. Зверь издает свистящие, а может, щелкающие звуки и щерит зубы. Он уже близко. Стрелы, торчащие из груди и окутанные огнем, явно его не беспокоят. Он подходит вплотную и неторопливо садится. Склоняет голову, снова щелкает или ворчит, почесывается задней ногой. Он кажется безобидным, и все же я подаюсь назад и делаю неглубокий вздох.

Зверь огромен, больше лошади. Стрелы торчат не из груди, а из доспеха, эту грудь прикрывающего. Пластина обита свалявшимся мехом такого же оттенка, возможно, чтобы сбить врагов с толку.

Да, зверь огромен. На нем седло и броня. Он убил трех человек. Но это всего лишь очень большой мангуст.

Зверь обнюхивает меня, я не сопротивляюсь. Сейчас, когда ясно, что на меня не нападут, больше тревожит не любопытная морда с колючими усами, а стрелы: та, которая все еще торчит в дереве, и те, которые вонзились в мангуста. Золотые символы на камне о чем-то напоминают, это уже мелькало в моей голове до появления животного и его… всадника? Кстати, где он?

Прислушиваюсь. Шуршит листва, на развесистые ветви возвращаются, всплескивая крыльями, птицы, отдаленно журчит родник. Других звуков нет. Где маленькое существо с ножом в зубах?..

Зверь поводит головой в сторону, дергаются торчащие уши. Затем он задирает морду, разевает розовую пасть и протяжно визжит. Ему тревожно, а может, больно? Я присматриваюсь к нему внимательнее.

– Ты… как?

Скорее всего, он не понимает; меня просто обманула рассудочность, с какой он задушил человека. А что если все произошедшее ― вообще плод болезни моего воспаленного рассудка? У меня были причины сойти с ума. Но, видя, что зверь снова в меня вглядывается, я дружелюбно предлагаю:

– Давай я вытащу твои стрелы… дружок?

Мангуст спокоен. Я, перебарывая страх, тянусь к пламени вокруг первой стрелы. Она не обуглилось, это убеждает меня, что от прикосновения не будет больно, совсем не будет. Я готова сомкнуть пальцы и хорошенько потянуть, когда…