Рыбья Кровь и княжна - стр. 25

Итогом таких утомительных дней нередко служил медный нагрудный знак старшего напарника или даже десятского, который получал кто-нибудь из отличившихся парней. Одновременно шло распределение их по видам войска: кто в конники-трапезиты, кто в щитники или лучники. Пробовал Рыбья Кровь их также в качестве колесничих-камнеметчиков, но результат выходил самый плачевный. Еще стоя на месте, они могли кое-как натянуть камнеметную тетиву и выстрелить, но на ходу или при развороте, когда дорого каждое мгновение, – этому тоже следовало учиться не один месяц.

Слух об использовании ополчения в качестве черного войска между тем вскоре распространился среди новичков и порядочно взволновал их.

– Нас в самом деле пошлют как передовой полк? – набравшись смелости, в короткую передышку спросил у Дарника один из парней.

По тому, как чутко повернулись к князю головы доброй полусотни, было ясно, насколько всех это заботило.

– А это будет зависеть от вас самих, – отвечал им Дарник. – На второй день, может, и пошлю. В первый же день будете собирать по полю отрубленные руки и ноги. Вообще запомните: чем воин лучше, тем дольше он живет. И еще, зарубите на носу самое главное: никакой добычи во время боя! Все равно вы потом сдадите ее в общий котел, зато будете повешены как предатели, если во время грабежа рядом убьют вашего соратника.

Другие сотские и хорунжие терпеливо сносили новое княжеское увлечение, ожидая, когда оно надоест Дарнику. Соглядатай Корней докладывал:

– Они считают, когда ополченцев станет больше сотни, тебе самому надоест.

Князю не надоело, но после сотого ополченца он действительно сделал в своих занятиях большой перерыв – отправился с тремя ватагами оптиматов (так теперь называли его дружинников-арсов) на север в Малые Глины. Через шесть дней он вернулся оттуда всего лишь с одной ватагой. Две другие ватаги якобы отправились закладывать дальше на север новое городище, на самом же деле по секретному указанию князя они свернули на восток и стали прокладывать новую дорогу к Итиль-реке. С собой у них были две повозки и две колесницы, с тем чтобы дорога получалась пригодной не только для лошадей, но и для обоза.

Приближаясь к Липову, князь беспокоился, как встретит его жена. При отъезде он отказался брать ее с собой и теперь ожидал проявления какой-либо «бабьей» обиды. Когда Всеслава вышла с поклоном на середину Войскового Дворища и взяла под уздцы его боевого коня, он вздохнул с облегчением – приличие было соблюдено. Однако вскоре возле князя оказался Корней, который шепнул ему на ухо:

– Княжна выслала в Короякскую Вежу Зорьку вместе с твоим сыном.

Ничем не выказав охватившей его крайней взбешенности, Дарник в тот же вечер ответил княжне по-своему: ушел бражничать в гридницу с молодыми вожаками и не возражал, когда те пригласили на пиршество городских плясуний. Потом, притворясь изрядно пьяным, уединился до утра с одной из них в оружейной кладовой. Наутро с пристрастием разбирался с десятским, сопровождавшим в ссылку Зорьку, тот пытался всячески оправдаться:

– Всеслава сказала, что будет править в Липове, когда ты уйдешь в поход, поэтому ее распоряжения должны выполняться как княжеские.

– Теперь узнаешь, чем ее приказы отличаются от моих, – мрачно закончил допрос Рыбья Кровь.