Рыбий доктор. Смотритель маяка - стр. 7

— У тебя там про котов и собак? — с надеждой спросил я.

— Нет, у меня тут про парня, который попал в другой мир, и из него должен был выйти властелин этого мира. Это то, что я уже дочитала. А еще есть про драконов. Тебе какое?

Я выбрал все, но это не спасло меня от домогательств Вильда.

— Ты смеешься? — заорал я, когда он протянул мне скакалку. — Я и так еле стою, а если я начну прыгать?..

— Ничего нет лучше, — серьезно заметил Вильд. — Я не шучу. Кардио — то, что тебе сейчас нужно. Ты же врач, должен понимать.

— Я ветеринар, — буркнул я, но скакалку взял. — И вообще, мои пациенты хороши тем, что никогда не гуглят симптомы.

— Зато их хозяева гуглят, — не согласился со мной Вильд. — Помнишь калебану? Ее хозяйка звонила трижды, уверяя, что у ее девочки депрессия.

Я так и застыл с растопыренными руками.

— Почему ты мне не сказал?

— А зачем? У тебя даже сейчас на лице написано «да вы охренели». Такой диагноз я в состоянии поставить и сам.

— Калебане? Депрессию?

— Хозяйке. И не депрессию, а охренизм в терминальной стадии. Правда, я очень вежливо ей объяснил, что существа с настолько примитивной нервной деятельностью не подвержены психическим заболеваниям. Там просто нечему болеть. Как у мужчин не может быть беременности.

— Очень доходчиво, — отмер я. Не совсем правильно по сути, но верно по смыслу. — С чего она решила, что у калебаны депрессия?

— Она весь день лежит и не хочет есть. Так, прямо встань, не ной, пожалуйста, локти ближе к торсу… не моему. Начали, скорость высокую не бери.

— О-на так и долж-на ле-жать, — выдыхал я. Ну а куда ей еще деваться, если весь смысл жизни у этих, без сомнения, очень милых существ — размножиться и отойти в мир иной. Зато, будучи стерилизованными, они запросто переходили еще по наследству. — Тьфу, мне неудобно.

— Нет, тебе просто лень, — поправил Вильд, и я понял, что он с меня так просто не слезет.

***

На двадцать третий день нашего путешествия у меня все еще не было никаких признаков спортивной фигуры, но мы наконец-то замедлились. Я припал к иллюминаторам — впереди, и пока можно было рассмотреть только в телескоп, — там был сияющий синий сапфир.

Б-140 была планетой земного типа — как объяснила Кэп, это значило, что у нее примерно такая же орбита и скорость вращения, центральное металлическое ядро, силикатная мантия. Кислород, как и на Земле, производил фитопланктон — на В-140 нам можно было находиться без скафандров. Чем ближе мы подлетали, тем чаще я прилипал к иллюминатору, и тем страннее становился Вильд.

Вот теперь он был угрюм и неразговорчив. Меня это настораживало — я знал, что нередко люди ведут себя так тогда, когда переживают что-то тяжелое. Например, когда у нас на операции была зверюшка, потому что это для меня — рутина, а для владельца — что-то непонятное, что делают с его любимцем. Я видел, как люди на часы прилипали к стене, потом, конечно, у нас появилась комната ожидания, но многие владельцы все равно не лучились дружелюбием и желанием поплакаться. Просто — «пошли все вон», и я даже написал и прилепил короткую памятку: «Пожалуйста, отнеситесь с пониманием к тому, что кто-то хочет побыть в одиночестве».

Ладно. Но для Вильда ничего не менялось? Или я что-то пропустил? Когда я забил на тренировку, а Вильд не явился, вот тогда я забил тревогу.