Рядовой Иван Ященко - стр. 14
– Во как?! – изумился Дубов. – Наш писарь зарабатывает на дармовой рабочей силе?
– Надо будет отслеживать, что происходит у ворот лагеря и в палатках немцев, – сказал Иван.
– И смену часовых на вышке, – добавил Дубов.
Продолжить рытьё хода этой ночью не удалось: в лагере оказалось пополнение пленными, небольшая группа их расположилась почти у самого туалета. Эти красноармейцы разительно отличались от первых пленников: грязная и рваная одежда, потемневшие лица, словно бы они не умывались все дни с начала войны, некоторые были перевязаны бинтами, серыми от грязи. Смотрели зло и с подозрением на сравнительно чистых старожилов лагеря.
На другой день к вечеру погода испортилась, стал накрапывать дождь, но работу не прекратили. Бартев, поскользнувшись, не удержал топора, и лезвие, едва коснувшись сучка, разрубило ботинок. Хлынула кровь. Ближайший охранник крикнул что-то, явился старший, занял его место, разрешил часовому отвести пострадавшего в лагерь. Иван осмелился вмешаться, сказал Михаилу:
– Разуйся сперва, надо остановить кровь.
Михаил, морщась от боли, снял ботинок, рана была на взъёме. Оторвали полосу от нательной рубахи его, кое-как забинтовали ногу, кровь быстро проступила сквозь ткань.
Солдат, которому поручено было сопроводить Михаила в лагерь, наблюдал за действиями русских, склонив набок голову, он был, кажется, рад происшествию, которое избавляло его от необходимости мокнуть под дождём. Хоть он и прятался до этого под деревом, но ему не повезло: молодая сосёнка была плохим укрытием, а уйти под большое дерево было нельзя – некоторые пленники выпадали из поля зрения.
– Шнель! – поторопил он Михаила.
И они пошли – Михаил впереди, с разрубленным ботинком в руке, хромая на босую ногу, немец с автоматом сзади.
В лагере Каспарайтис, увидев Бартева, заорал:
– Запоташ! Повесим!
Но к врачу допустил. Полковой медик, уже с сединой на висках, только руками развёл:
– Что ж ты, братец, так неаккуратно? Лечить тут особо нечем.
Но промыл ногу Бартеву тёплой водой с марганцовкой, даже йод нашёлся и бинт.
– Вот всё, что могу, – сказал, вздохнув, – скоро и этого не будет. Животами все маются. Вы хоть сами там, если возможно, угольки при себе держите. Древесный уголь немного помогает.
Угольки можно было взять возле кухни, и многие уже хрустели ими, что, кажется, помогало.
К ночи хилый дождичек разгулялся. Пленники мокли и мёрзли, но спрятаться было некуда.
– Пишлы копаты, тамо и дождя нема, – сказал Василь Ивану.
Иван уже думал об этом, ответил другу:
– На мокрую одежду земля налипнет, утром сразу все увидят, чем мы занимаемся.
– А в яме, под настилом, поди, сухо, – вздохнул Дубов.
– Ага, – съязвил Воронов, гортань у него поджила, голос появился, и он, радуясь этому, пробовал говорить, – замечательное место для отдыха, духами пахнет.
– Да и близко там новенькие, – продолжал размышлять Иван, – услышат нашу возню, начнут выяснять, что происходит. Надо их как-то отправить в другое место.
Он встал и прошёл к новичкам. Некоторые уже спали, сгрудившись в кучу, однако, когда Иван подошёл ближе, раздался негромкий густой бас:
– Кто тут? Чего надо?
И в темноте, прямо у самых ног Ивана, приподнялся от земли обладатель баса.
Иван присел.
– Спросить хочу: как там, на фронте?
– Не видно – как? Хреново.