Рябиновая невеста - стр. 31
− И то правда, в награду у меня ничего с собой нет, или…− Бьорн прищурился. − А при мне ничего не было? Как ты вообще поняла, что я монах?
− Э−э−м… Был мешочек для сбора милостыни, и в нём три медяка. Да вон он лежит у печи, − махнула Олинн, отвернулась и загремела котелками. – Всё в целости. И на тебе была ряса, очень старая и ветхая, и ещё эти шрамы по всему телу… Торвальд сказал, что монахи так себя хлещут – усмиряют плоть.
− Хм… Но если я монах, то где же мой хольмгрег? – спросил Бьорн, и у Олинн даже мурашки по спине побежали.
Ну вот и началось! Эх, лягушка она глупая! Надо было его назад повесить ему на шею! Что же она его в горшок-то сунула! А теперь он точно догадается! Ох, догадается!
Она вдохнула и, нарочито громко двигая котелки, ответила, стараясь сделать так, чтобы голос не дрожал:
− Хольмгрег? Не знаю… Не видела я его. Может, за кусты зацепился, пока ты падал? А может, и не было его. Разве он у всех монахов должен быть? Я в монахах не разбираюсь.
−Э−м−м. Ну да… Может, и не было. Расскажи об этом месте, − произнёс Бьорн, резко оборвав разговор и не став дальше выпытывать у неё подробности.
И не просто попросил, а будто распорядился. Он вообще говорил отрывисто, точно приказывал ей, как служанке.
− Что рассказать? – Олинн снова оглянулась через плечо.
− Что тут у вас в Олруде? Жить-то можно? Может, я тут и останусь…
− Останешься? – Она удивилась и даже обернулась, глядя на Бьорна и вытирая руки куском полотна. – Зачем?
− А куда мне идти? – спросил он, скользнул по Олинн тяжёлым взглядом и будто усмехнулся. – Я ведь не помню ничего.
− Ну… я не знаю, − ответила Олинн растерянно.
– Вот и я не знаю… Но ты же не бросишь меня тут, раз уж спасла? – и в этом вопросе ей почудился какой-то странный намёк или, может быть, снова насмешка?
− Не брошу… наверное, − ответила она, пожав плечом.
И подумала, а правда, куда же ему теперь податься? Ведь он даже имени своего не знает! А если он не помнит, кто он и откуда, если не знает этих болот, куда ему пойти? На юг? Пойдёт сам на юг, заблудится и утонет. А через Перешеек ему нельзя, хирдманы отца его поймают и убьют. Но привести его в Олруд? Торвальд сказал, отец его повесит. А после сегодняшнего утра, когда мрачная Гутхильда устроила ей осмотр всех кладовых, нетрудно догадаться, что вести с Перешейка плохие, и понятно, что отец вряд ли приедет в благожелательном настроении. А когда он зол, то скор на расправу. Никого не пожалеет, даже родных. И ей кнута достанется за такое. И если узнает, что Бьорн монах, то враз прикажет его повесить, а то ещё и не сразу повесит, а бросит на потеху своим хирдманам. Посадят его на цепь, как собаку, и будут избивать каждый день да драться ним, пока не убьют совсем.
Олинн вспомнила, как в прошлый раз люди отца притащили пленников. Тех, что покрепче, угнали на самый север, на продажу в рабство. На кораблях всегда нужны гребцы. А одного, особо строптивого, оставили. Отец даже денег своих за него не пожалел – выкупил, а потом на цепь посадил, в назидание остальным. Так он и сидел на площади на потеху всем желающим. Но больше недели не протянул.
И она не желала никому такой судьбы.
Может, Бьорна в помощь кузнецу отправить? Пусть поживёт у Ликора, поможет ему в кузнице. Сейчас в Олруде много дел, а такой сильный помощник будет как нельзя кстати. А легенду ему она какую−-нибудь придумает. Вот только Торвальд может проболтаться…