Рябиновая невеста - стр. 27
Странно, что сон-трава его так быстро отпустила, надо в следующий раз положить побольше. Хотя целая кружка этого отвара и коня бы свалила. Однако же…
Олинн дотронулась пальцами до его лба. И правда, жар, да какой сильный! Вот вам и купание в ручье! Вот и расплата за упрямство!
− Выпей, станет легче, − прошептала она и хотела протянуть кружку, но даже взять её не успела.
Бьорн открыл глаза, и Олинн, отшатнувшись, едва не упала назад. В пламени свечи, стоявшей у изголовья, его глаза показались ей совсем светлыми, почти без зрачков, и в них плескалось какое-то безумие. Он смотрел на Олинн невидящим взглядом, и точно не узнал. Вернее… он узнал в ней кого-то совсем другого. Скорее всего, ту самую женщину, которую звал в бреду, потому что потянулся ей навстречу, и его потрескавшиеся губы тронула слабая тень улыбки.
− Лирия… Не уходи…
Он прошептал это хрипло и едва слышно, снова поймал руку Олинн за запястье, притянул к себе и внезапно прижал её ладонь к губам. А потом приложил к своей щеке, закрыл глаза и, снова упав на подушку, затих.
И всё это напугало Олинн так сильно, что она застыла, не шевелясь. Сидела, выпрямившись и замерев, как каменный идол, и ощущая, как в центре её ладони, прижатой к щеке Бьорна, разгорается огонь. Как будто от этого поцелуя под кожей пробудился цветок, и начал медленно разворачиваться лепесток за лепестком, создавая в крови какие-то новые, до сих пор неведомые для неё токи. И эти лепестки впитывали в себя весь жар и лихорадку раненого и растворяли их в крови Олинн, рождая в теле странный огонь.
На какое-то мгновенье мир поплыл перед глазами, закружилась голова, и откуда-то издалека пришли звуки пожара, те самые, которые она слышала в кошмарном сне, что приснился ей недавно. И кожу обожгло горячее дыхание огненного ветра.
Это было что-то новое, чего она никогда раньше не чувствовала. Настолько реальное и пугающее, что Олинн с усилием выдернула руку, сжала её в кулак, отползла от лежанки и прислонилась спиной к стене. Сердце колотилось, как безумное, дыхание сбилось, и в этот момент она увидела, как её рука светится. Она разжала кулак – от ладони исходило серебристое сияние, а на коже выступил узор в виде той самой звезды, что рассыпалась у неё в руках.
Олинн снова сжала руку в кулак, вскочила и выбежала прочь из избушки. Она бежала в темноте, не разбирая дороги, прямиком к ручью. Упала на мшистый берег и окунула руку в воду. Но сияние уже угасло, как будто его и не было.
− Ох, Луноликая! Что же это такое?! – прошептала Олинн и принялась тереть пучком мха свою ладонь, будто хотела отмыть.
Зачем? Она и сама не знала. Понимала ведь, что вода не может смыть того, что теперь есть в её крови.
Возвращаться назад к Бьорну ей было страшно. Что вообще такое произошло? Этот свет? Эта звезда на её ладони? Что это такое? Во что она впуталась?! Хоть бы Тильда быстрее вернулась! Вёльва наверняка сможет всё объяснить! А вдруг этот Бьорн увидит, как светится её рука? О, великие боги! Тогда ей точно несдобровать! Ей не стоит больше к нему прикасаться. Нельзя, чтобы он догадался!
Где-то тревожно завыл волк, ему отозвался второй и затем третий, и этот многоголосый хор пробрал своей тоской до костей. Чего это волкам неймётся? Рано ещё для них. Какая-то птица вспорхнула с ветвей, и в реке заплескалась рыба, и сейчас Олинн показалось, что всё это знаки. Дурные знаки!