Рябиновая невеста - стр. 22

А в голове мысли метались беспорядочно, где-то между: «сейчас же бежать отсюда без оглядки», «ударить монаха кочергой и бежать без оглядки» и «подмешать в отвар монаху сон-травы и… бежать без оглядки». В любом случае, бежать без оглядки было самым подходящим вариантом, но ноги у неё словно пристыли к полу.

Всё-таки она трусиха. Хотя волков не боится, болот не боится, а какого-то монаха испугалась до дрожи в пальцах. Но тут же вспомнилась та серебряная звезда, которая без следа исчезла на её ладони, и Олинн поняла, что сейчас он спросит её об этом, и… В общем, вряд ли ей удастся складно соврать под его пронизывающим взглядом.

А ну как он подумает, что это она её украла?! Да она бы в жизни ничего чужого не взяла! Но… как она всё ему объяснит?

И мысль, что он подумает, будто она воровка, оказалась особенно неприятной.

Но воинственный блеск в глазах Бьорна быстро угас. Он покрутил головой, пытаясь осмотреть избушку, поморщился, явно чувствуя боль, и, дотронувшись пальцами до шрама на щеке, спросил как-то неуверенно:

− А как меня зовут?

− Я… я… не знаю…

− А как я здесь оказался?

− Мы нашли тебя раненым у тропинки и принесли сюда, − ответила Олинн, наблюдая за тем, как монах неуверенно трогает повязки на груди.

− Я ранен?

− Ну, кажется… это очевидно, − она неопределённо взмахнула рукой.

− А что я делал на той тропинке?

− Я не знаю. Мы думаем, ты как-то пробрался через топи… Пришёл с той стороны болот… От монастыря как-то смог попасть сюда, − принялась сбивчиво объяснять Олинн. − А тут, видимо, упал со скалы… наверное. И разбил голову. Хотя тебя всего будто в жерновах перемололи. При тебе было только чуток милостыни, и всё, и твоя ряса была такой изношенной…

− Я что, монах? – удивился мужчина совершенно искренне.

Ох, Луноликая! Приплыли к берегу, называется!

− Ты что же, совсем ничего не помнишь? – спросила Олинн удивлённо.

− Э−э−э… нет.

Монах растопырил пальцы, посмотрел на них, словно видел впервые, а потом запустил пятерню в волосы, как будто проверяя, на месте ли они, дотронулся до бороды и снова посмотрел на пальцы.

− Мне нужно туда, − указал он на приоткрытую дверь, − на воздух. Помоги мне.

− Я бы помогла, но ты пообещай, что не будешь бросаться на меня, − ответила Олинн, перехватывая кочергу другой рукой. – И тебе не стоит ещё вставать. Ты вон какой… Еле живой…

− Я крепкий. Обещаю. Не трону, − сказал, как отрезал, и стал подниматься, опираясь рукой на стену. – А кочергу выбрось.

Олинн колебалась несколько мгновений, но монах повелительно махнул рукой и скомандовал:

− Ну, что стоишь? Я же сказал, не съем тебя!

И она подчинилась. Правда, кочергу не отбросила, мало ли…

Хотела подать ему руку, но монах и сам справился. Вцепился пальцами в брёвна и поднялся, держась за стену. От слабости его шатало, и Олинн показалось, что сейчас он упадёт. Но упрямство в нём пересилило слабость.

Когда он выпрямился, Олинн только и подумала, какой же он огромный! Бьорн возвышался над ней, как гора, и сейчас она в полной мере смогла рассмотреть его могучее тело. Да она ему ростом по шею, даже до уха не достанет! Плед и оленьи шкуры упали на пол, и он остался стоять в одних только старых линялых штанах, и в таком виде внушал какой-то животный страх.

− Стань поближе, обопрусь на тебя, − он положил ей руку на плечо, и показалось, что его ладонь просто придавит её к полу.