Ружемант 2 - стр. 27
Безделушка, как же! Будь я трижды проклят, если оно и в самом деле так.
Инна коснулась пальцем губ, провела им по столу. Пряничные крошки… А от ее глаза ничего не скроется!
– Слушай, Инна. Заступившись за Вербицкую, я спас ей жизнь. Не знаю, что она за человек: хороший, плохой? Знаю, что род Вербицких влиятелен настолько, что ему простят открытое предательство. Вступившись, я умудрился стать их должником. Или должником кого-то другого, большая ли разница?
– Мяу? – в голове кошкодевочки такое не укладывалось. На объяснение ушло десять минут.
Слом печати, эльф проверяющий, рецидив – казалось, я гоняю сказанные Кэлиссой слова по кругу.
Инна кивнула, понимая тяжесть ситуации. Приуныла, но поделать ничего не могла.
– Значит, разберусь сам. Ты вот что, подготовься хорошенько к балу. Подучи… этикет? Отвлечешь на себя внимание, а я тем временем заведу пару полезных знакомств. Идет?
Девчонка послушно кивнула. Хотел спросить ее про школу, но не стал. Глянул на часы – второй час, до рассвета еще минимум два.
– Это завтра. А сейчас вернись-ка ты в кровать. Выспись. Я съезжу к Щебекину поутру, ты попробуй узнать все про Остроглазую.
– Не про статую? Про нее саму?
Кивнул. Ириска вновь надула губы и зря: в библиотеках и читальных залах подчас можно уловить то, что посчитали недостойным занесения в сеть. В конце концов, ей ничего не мешает рассказать мне, пока я буду пытаться уснуть.
На том и порешили…
Восемь. Время истреплет имена, с кличками будет попроще. Молчунья, Влюбленная, Остроглазая. Веселушка, Плакса, Неряха, Пышка. Верная… За что так прозвали? Предысторий не спрашивают, их рассказывают. В этот раз без предысторий.
У меня болел ствол. Проблемы с шепталом, истертый спусковой крюк. Магазинный отсек расшатался – сколько раз отчаянно принимал в себя одну обойму боепитания за другой? Я не считал.
У Верной мозолистые руки и неказистое, по-деревенски простое лицо. Россыпь рыжих веснушек, голубые глаза. Соломенного цвета волосы. Кто-то сказал бы, что красавица, а я знал одно. Она не даст мне покоя. Будет чинить, латать, паять пока не умрет, или я не разорвусь в ее руках. Память обрел лишь с ней.
У сознания есть куча минусов и ни одного плюса. Приходится думать. Посмотрел на товарок – такой же модели, что и я, но в руках врагов. Не видят, не слышат, не думают. Убивают. Счастье.
После боя Верная соберет те, что покажутся ей достойными. И присобачит от кого приклад, от кого мушку. Вчера вот достался голографический коллиматорный прицел. Он ей не нужен – в зачистке траншей, пробираясь сквозь вражеские окопы, целиться некогда. Делает, будто правда знает, что я живой. Хочет порадовать.
Сегодня хорошо, сегодня мы умрем. Осознание с гадкой мыслью приходит поутру, как только встает солнце. Надо бы испугаться или расстроиться, хотя бы для приличия. Но не получается ни у меня, ни у нее.
Слышу ее мысли, как собственные. Мягкие, нежные, девичьи. Истрепанный временем образ парня давно преобразился. Память желала помнить цвет глаз, улыбку, легкость очертаний лица, выкидывая из общей картины недостатки. Тот, кому была и осталась верна, вызывает на ее лице улыбку, хочу улыбаться вместе с ней. Но мне попросту нечем.
Рядом скакала неуклюжая Пышка – она младше остальных. Винтовка в ее маленьких пухлых ручонках казалась дубиной великана.