Русское сокровище Наполеона - стр. 24

Неужели Якуб? Вряд ли, конечно. Интересуется человек кладбищами, какой в этом криминал? Хотя все-таки довольно странное увлечение. И уж слишком внезапно он появился в Смоленске. Никаких других неожиданностей список не принес. Всего две фамилии Юре были не знакомы, остальные – хорошо известные ему сотрудники музея. В краже документа заподозрить этих людей трудно.

Кто же взял письмо? Пока список мало что прояснил. Надо будет те две незнакомые фамилии посмотреть для начала хоть в Интернете. И насчет Якуба Заславского обязательно завтра поговорить с Машей. Тем более завтра она идет в архив – если все получится, они будут знать, какие именно записи пропали. Вдруг это и работу со списком облегчит.

Маше как экскурсоводу день для работы в архиве не полагался, поэтому она взяла отгул. Несколько дней переработки у нее были: у Тани с Аллочкой часто болели дети, приходилось заменять.

Саша Климентьев ее если и помнил, то не очень хорошо. В студенческие годы, конечно, видел, но они учились на разных факультетах, а теперь в архив Маша ходила редко, раза два всего за год. Охота еще отгулы тратить.

Словом, отсутствие близкого знакомства на этот раз оказалось кстати. Саша ее приходу не удивился. А что читать будет письма Мурзакевича – тоже понятно, музейный работник все-таки.

Маша устроилась в читальном зале. Хороший в архиве читальный зал: небольшой, но светлый, на первом этаже, цветочки под окнами. Она открыла папку. Разным людям писал Никифор Мурзакевич. Многое вспоминал.

В тяжелых испытаниях прошел август. 2 сентября французы праздновали взятие Москвы. Господи, помилуй! Сентябрь облегчения не принес – великие несчастия терзали смоленские земли и в сентябре 1812-го. Земли эти были опустошены, обескровлены. Мужики стали прятаться в леса и болота, оказывать сопротивление мародерам. Началась партизанская война. Однако было достаточно таких мужиков, которых и их хозяева, русские помещики, боялись. Со времен пугачевщины прошло всего ничего – 37 лет.

Небогатый помещик Павел Иванович Энгельгардт, подполковник в отставке, проживал в своем сельце Дягилево Поречского уезда. У него было всего 77 крепостных крестьян. Четверо крепостных – возможно, должников его (заемные обязательства, воспользовавшись смутой, крестьяне порвали) – донесли на него французам. Сочинили, что убивает французских мародеров и крепостных своих склоняет к этому. На его земле действительно нашли закопанными двоих французских солдат. Однако это убийство могли совершить и сами крестьяне, как часто бывало. Скорее всего, донос был ложный. Завоевателей Павел Иванович, конечно, не любил, а мародеров тем более, но партизаном не был. Тем не менее по доносу его арестовали. Предлагали перейти на службу в Великую армию, сражаться против русских, давали чин полковника. Энгельгардт отказался и был приговорен к смертной казни. По его просьбе к нему позвали отца Никифора Мурзакевича – исповедовать и причастить перед смертью.

Казнили Энгельгардта возле Молоховских ворот. Смерть ему досталась нелегкая. Вначале прострелили ногу. Снова стали уговаривать перейти во французскую армию. Энгельгардт решительно отказался. Потом ранили в грудь и в живот – он все еще жил. И тогда добили выстрелом в голову.

Никифор Мурзакевич, как ни тяжело сам переживал, сколько мог облегчил последние минуты героя. Был при нем до конца: по просьбе осужденного и до места казни его проводил, и панихиду отслужил – просил на это дозволения у французов. Дозволили.