Размер шрифта
-
+

Русский Зорро, или Подлинная история благородного разбойника Владимира Дубровского - стр. 22

При смотре рота Троекурова стояла с барабаном, и великий князь пришёл в полное изумление. Он потребовал объяснений, Дубровский принял вину на себя, рассказал всё как есть и получил взыскание, но до императора дело не дошло. Кирила Петрович был спасён.

В восемьсот первом году великий князь Александр Павлович сменил отца на троне; в гвардии и в стране пошли большие перемены, Троекуров стал быстро делать карьеру, а Дубровский остался в полку. Кириле Петровичу доносили про его беспримерную доблесть и решительность во многих военных кампаниях. Знал он, что храбрец Андрей Гаврилович стеснён в средствах, но не заискивает и никому не кланяется. Сделавшись генерал-майором, Троекуров предлагал Дубровскому своё покровительство, однако тот со сдержанной благодарностью отказался, предпочитая остаться бедным и независимым. С тех пор не виделись они много лет, а теперь Андрей Гаврилович – осунувшийся и постаревший, в статском платье – стоял перед Кирилой Петровичем и спокойно требовал убрать из церкви собак.

– Да что тебе собаки?! – отмахнулся Троекуров. – Чёрт бы с ними со всеми… Но хороши, скажи, хороши, а?! Дорогой ты мой… Едем, едем ко мне сейчас же!

Радости его не было границ, и привычная надменность в обхождении даже с людьми самого высокого звания улетучилась мигом, сменившись дружеским и уважительным расположением к бывшему сослуживцу.

– Что ж вы, шельмы, об Андрее Гавриловиче молчали? – говорил в застолье Кирила Петрович, обводя гостей насмешливым взглядом. – Сами с первого дня ко мне повадились, а про него никто и слова не сказал?! Чуете небось, что один Дубровский вас всех стоит…

Гости отводили глаза. Дубровского в уезде не жаловали за обычай держаться особняком и за резкую прямоту – Андрей Гаврилович кому угодно мог сказать в лицо всё, что думал. На троекуровских пирушках он себе не изменил и собственное мнение высказывал безо всякой заботы о том, противоречило ли оно мнениям хозяина – хоть про укрощение Польши, хоть про вред laterna magica – волшебного фонаря с картинками для мужиков на ярмарках, – хоть про что угодно.

Иные за столом от неожиданности давились: мыслимое ли дело – Троекурову перечить?! Кирила же Петрович, казалось, получал удовольствие от испуга, с которым соседи глядели на Андрея Гавриловича и слушали его суровое немногословие. А ещё все как один завидовали согласию, которое воцарилось между первейшим в округе барином и его мелкопоместным соседом.

Один из частых гостей, Антон Пафнутьевич Спицын – пятидесятилетний обладатель расплывшейся бабьей фигуры и круглого рябого лица, украшенного тремя подбородками, – в отсутствие Дубровского попробовал ему подражать и выйти из пределов должного повиновения.

Тогда как раз докатилась в Раненбургский уезд и ходила по рукам прошлогодняя трагедия Пушкина «Каменный гость» про знаменитого севильского обольстителя Дона Гуана. Обыкновенно у Троекурова о литературе не говорили – Кирила Петрович почитал тему скушной, – но Пушкин пришёлся к слову, и помещица Анна Савишна Глобова толстым голосом заявила:

– Пушкин этот ваш больно увлёкся и стихами выдал себя. Исповедался, можно так сказать, ведь он самый Дон Гуан и есть!

Вдова Глобова славилась весёлым нравом, однако любила собирать сплетни – по преимуществу в Москве, где порою гостила у престарелой тётки, – а после долго их пересказывала.

Страница 22