Русский струльдбруг (сборник) - стр. 13
В общем-то, Шамбала рядом, но к ней трудно приблизиться.
Ты можешь идти к Шамбале годами, десятилетиями, но если ты не призван, если ты не услышал внутренний зов, дальние звуки так и останутся дальними звуками. Паша ведь не случайно пытается поймать меня на внезапных воспоминаниях, и Последний атлант Николай Михайлович тоже не случайно пытается запутать меня в долгих сложных беседах. Они прекрасно знают, что у меня нет прошлого, это их заводит. Люди нетерпимы к чужим бедам. Пять лет назад при заходе на посадку в местном аэропорту взорвался и сгорел рейсовый самолет. Из ста сорока двух пассажиров, оказавшихся в огне, выжил только один.
Вы, наверное, догадались – кто.
Полгода в реанимации. Полгода в специальной клинике.
Есть люди как люди, есть больные люди, есть очень больные, а есть такие, наконец, что и на людей не похожи. Позорные неестественные животные, так их определяет Паша. Вот я такой. Позорный и неестественный. В общей сложности, я почти полтора года провел вне привычного мира. К тому же, память моя оказалась стертой. Я не помню, кто я, откуда, куда и зачем летел, как меня звали, где вырос, есть ли у меня родственники и друзья, чем занимался до того момента, как купил билет на злополучный рейс. Пассажиры и экипаж самолета погибли, никаких документов при мне не оказалось, кроме рабочей тетради, уцелевшей в прожженной куртке. Я мог оказаться любым из погибших, но никто меня не опознал и ни один запрос обо мне не было получено исчерпывающего ответа. Видимо, я перенес слишком много операций, чтобы меня можно было узнать. Я как древний ихтиозавр всплыл из ничего, из тьмы, из вечного пламени. Не в капусте меня нашли, не аист меня принес, не из Интернета меня скачали. Люди – существа постоянно врущие, любящие преувеличивать, а я и врать не могу. Да и какой смысл врать, если все тобою сказанное может оказаться правдой?
Иногда Последний атлант сравнивает мою память с костяшкой домино пусто-пусто. К счастью, меня это не мучает. Интересов у меня мало. Я не покупаю книг. Не хожу в кино и в театры. У меня нет постоянного круга общения. В офисе – отдельное место, но чаще всего я работаю дома. «Помнишь, как ломается лед весной на Ангаре?» – любит внезапно спрашивать Паша. «А почему на Ангаре?» – «Да такая уж позорная река. Ты что, не плавал по ней?»
Не знаю.
Не помню.
Не с чем мне сравнивать окружающее.
Какое-то время думалось, что в шумных ресторанах, в ночных клубах, в популярных кафе я могу попасть на глаза кому-то, кто меня знал, но даже на показанные по телевидению фотографии никто не отозвался. Не вызывает интереса моя обожженная физиономия. Правда, нет худа без добра: в ночном клубе «Кобре» я познакомился с Пашей. Мы в ту ночь пытались активно напиться, каждый по своей причине.
Узнав про мою особенность (беспамятство), Паша пристал ко мне: «А какие цветы ты дарил жене?»
«А у меня была жена?»
Паша злился.
Он мне не верит.
Он убежден, что у меня исключительная память.
Действительно, я могу один раз взглянуть на страницу любого самого сложного текста и с точностью ее воспроизвести. Но до Паши не доходит, что это всего лишь оперативная память, не больше. Да, после самого беглого прочтения я способен воспроизвести тексты и графики любой сложности, но о себе, о своем прошлом я ничего не знаю и не помню.