Русский Париж - стр. 18
Еще через месяц они выступили с камерным оркестром «Розамунда» на сцене буэнос-айресского театра «Колон». Аренду зала опять оплатил Игорь. Он не говорил Ольге, где добывал деньги. Она и не спрашивала.
Зачем говорить о неприличном, о страшном? Аргентинцы молчаливый народ. Есть чему поучиться.
Выступление молодых тангерос произвело фурор. Выяснилось, что оба иностранцы – прекрасно говорят по-французски, и ни слова по-испански! Впрочем, на уличном испанском оба давно говорили, плохо, коряво, но бойко. Жизнь заставляла.
«Молчи, что мы из России. Говори – из Чехии!»
Ольга врала, улыбаясь.
У них брали интервью. К ним набивались в ученики. Игорь снял зал для уроков танго – с зеркалами во всю стену, с гладким, цвета меда, навощенным паркетом. Сам покупал Ольге танго-туфли – на высоком, как спица, каблуке, с узкой, как змея, подошвой.
Танцуйте, куколки, танцуйте. Ах, милые, так хорошо, умело дергают вас за веревки! За тонкие нитки! За лески! Натанцуетесь – ночью на гвоздях висите устало, понуро. Смуглые щеки, карминные губы. Ручки и ножки ватой набиты. И железное тело, костяное.
Ученики прибывали. Деньги потекли. Их самих приглашали выступать – на интимных милонгах, в блестящих концертных залах. Они не гнушались ничем: ни танго в борделе, если бандерша за танго-вечер отваливала щедрую плату, ни танцем в портовом баре – злачные места были для них родными, отсюда они начали свой аргентинский путь.
Сняли домик побольше, и даже с прислугой. Ольга обновила гардероб. Питались хорошо – уже не вчерашним хлебом с селедкой и бледным кофе на завтрак: на стол подавались трепанги, лобстеры, ананасы, ветчина, дорогая икра. Когда ели – друг на друга не глядели. Жизни текли вместе, но розно.
У Игоря были любовницы. У Ольги – любовники.
Если на них находило – безумствовали ночь напролет.
А потом месяцами спали в широкой, как танго-паркет, постели, отвернувшись друг от друга.
Ольга звалась в Буэнос-Айресе – Долорес де лос Анхелес.
Игорь – Франсиско Лусифер.
Ангел и демон. Лед и огонь. Ложь и правда.
Не отличишь.
А теперь они, крепко держась за руки, сходили по трапу на землю Франции.
Зачем они прибыли в Европу? Зачем Ольга взахлеб плакала, стоя на коленях перед Игорем, в их белоснежной, отделанной мрамором гостиной, в виду застланной свежевыглаженной скатертью столешницы – блеск тарелок, звон бокалов, серебро вилок-ложек, лучшее чилийское и аргентинское вино в темных узкогорлых бутылях, – умоляла: вернемся, вернемся, не могу больше! Он дрожал бровями. Молчал. Мрачнел. Выдохнул: «Вернемся. Не в Россию. В Европу. В России делать нечего. Там Сталин. Тебя убьют сразу, как сойдешь на пристань».
Ольга уткнула лоб ему в колени. И сидели: памятник горю.
Дом пока продавать не стали. Ключ от дома оставили сеньоре Флорес. Она махала руками: детки, не сторож я дому вашему, я скоро умру! «У нас тут никого нет роднее вас», – отрезал Игорь.
Трап пружинил под ногами. Ольга прижалась боком к Игорю.
Нога в узкой аргентинской туфельке ступила на землю.
– Франция, – засмеялась Ольга, – ура! Что нас ждет?
– Картежниками снова станем? Только в марсельском порту! – весело крикнул Игорь.
На их русскую речь оглядывались. Ольга бросила по-французски:
– Гляди, какая очаровательная мулатка!
– Где?
– Вон, справа идет.
Игорь оглянулся на высоченную, выше его ростом, смуглую девушку с баранье-курчавой головой и губами, как два сложенных вместе банана.