Русский менталитет. Рашен – безбашен? За что русским можно простить любые недостатки - стр. 45
До основанья – а зачем?
Наш максимализм, склонность к крайностям в суждениях и поступках, темперамент, страстность, фанатическая нетерпимость отражаются на судьбе страны. Поскольку повседневная жизнь для русского человека неинтересна и неприемлема, он спешит ее улучшить. В нашей истории движение вперед всегда достигалось ценой огромных жертв, революций и гражданских войн, вплоть до потери государства и традиционных ценностей.
В 1917 году многие стремились не просто к равенству и свободе, а без всяких ограничений. Нам пришлись по душе гордые слова «Интернационала»: «Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем мы наш, мы новый мир построим, кто был никем – тот станет всем!» После Октября 1917 года люди взрывали церкви, а сейчас идет восстановление и строительство церквей. В постперестроечный период стали рушить советские памятники и старинные дома ради новостроек. Почему если у нас брались что-либо перестраивать, то вначале хотелось все разрушить? Ломать – не строить, много ума не надо. «До основанья» получалось всегда, «а затем» не выходило.
Вскоре после революции английский писатель Г. Уэллс побывал в России и пришел к выводу: «Среди большевиков есть фанатики… Среди них есть и такие тупицы, которые способны отменить преподавание химии, если только не заверить их, что это «пролетарская» химия». При этом он видел, что в России есть и люди с широкими взглядами: «Если им дадут возможность, они будут строить, и строить хорошо».
Вчера – полный влево, сегодня – полный вправо. «И не нас одних, а всю Европу дивит русская страстность наша», – размышлял Достоевский о нашем шараханье из крайности в крайность. Раньше в гражданской войне мы симпатизировали красным, теперь – только белым. Вчера презирали НКВД и КГБ, а сегодня доверили чекистам управление страной. Любого правителя мы считаем единственным и незаменимым. А после ухода среди них нет ни одного, который оказался бы неоплеванным. Раньше мы строили радикальный социализм – с полной отменой частной собственности, теперь – дикий капитализм и обгоняем всех по числу миллиардеров. Слово «революция» раньше имело положительный смысл, а теперь нас пугает любая смена власти. Прежде кумирами народа были революционеры – теперь консерваторы и реакционеры.
В годы перестройки мы готовы были разрушить всю страну под лозунгом «Долой привилегии партократов!», а теперь миримся с такими привилегиями и злоупотреблениями правителей, которые нам прежде и не снились. Раньше прославляли коммунистов, а теперь это слово стало ругательством. Мы верим, что в 1917 году народ сбила с толку кучка смутьянов на германские деньги. Не случайно сказал Сергей Довлатов: «После коммунистов я больше всего не люблю антикоммунистов». Все или ничего! По этому принципу у нас проводили и национализацию в 1917 году, и приватизацию в 1992 году. Мы переплюнули все прочие страны по скорости преобразований. В 1990-х годах нам предстояла гигантская перестройка всей структуры управления экономикой. Нужно было создать новые рабочие места для десятков миллионов людей. Ждать десятки лет? Даешь одним махом свободные цены и рыночную экономику! Были разорваны хозяйственные связи между прежними республиками, развалены заводы, совхозы и колхозы, разбазарена государственная собственность. Экономике был нанесен ущерб, сопоставимый с последствиями войны. Быстрота перехода от созидания к разрушению и обратно типична для русских.