Русский легион Царьграда - стр. 27
– Служи верно князю нашему и земле нашей! Отныне ты дружинник и мечник княжой! – сказал Добрыня и, положив огромную ладонь на плечо Мечеслава, добавил: – А теперь ступай, далее пировать будем.
Мечеслав, бережно держа меч в деревянных, отделанных кожей и серебром ножнах, подошел к своему месту. Не успел он сесть на скамью, как раздались множественные голоса дружинников:
– Братину ему!
– Братину!
– Братину давай!
– Испей из братины, друже!
Челядинцы принесли огромную, с выпуклыми стенками медную братину, наполненную хмельным медом. И пошла она вокруг всего стола, передаваемая от одного к другому, и каждый пил из нее за князя, за Мечеслава – гридня нового, за дружину княжью. Пригубил из братины и Мечеслав. Голова закружилась… Будто в тумане он видел смеющиеся и смотрящие на него по-доброму лица дружинников, среди которых были Орм, Ратша, Сахаман, Злат и другие знакомцы. Радостно и тепло стало на душе Мечеслава, почувствовал он близость к этим людям, сопричастность к делам их, словно были они ему братьями родными. И был он готов идти с ними на любого ворога и разделять невзгоды любые. Потому что это други его! Его дружина!
Глава седьмая
От Микиты к Ульянице. Возьми меня, я хочу тебя, а ты меня. И о том свидетель Игнат…
Письмена на берестяной грамоте
Уж, почитай, два десятка дней прошло с той поры, как приняли Мечеслава в дружину, и вот теперь он шагал по первому снегу заступать в первую свою сторожу. Облаченный в доспех, при мече, ноже и копье шел он с пятерыми дружинниками на одну из башен, стоявших вокруг Киева.
– Ходи веселее, воинство, не тянись! Видать, снедали много, потому и ноги еле волочите, – бодро шагая, приговаривал старшой сторожи, которого все называли Викуличем. – Эка, снегу-то ноне навалило!
Мечеслав шел следом, слушая его монотонный басовитый говор. Под ногами хрустел снег, морозец пощипывал и румянил щеки.
– Мечеслав! – позвал его знакомый голос.
Юноша обернулся. Сердце гулко застучало, пытаясь вырваться наружу. Перед ним, улыбаясь, стояла Рада.
– Выздоровел и опять ни единого слова не молвишь? Али изобидела тебя чем? – проговорила девушка.
– Почто мне на тебя обиду держать? – потупился Мечеслав.
– Вот и услышала я слово твое, – улыбнулась Рада.
– Поспешай, воин, недосуг нам ожидать тебя! – крикнул старшой.
– Пора мне, Рада, – опустив голову, сказал радимич.
– И мне пора, Лычко-брат с бабушкой заждались. Мне уж недалече осталось. Вон дом наш.
Рада указала на стоявшую неподалеку, припорошенную снегом избенку, добавила:
– Орму поклон передавай.
– Передам, Рада.
Он побежал догонять остальных, оставляя на белом снегу темные следы.
Полночи простоял на башне Мечеслав, вглядываясь в темноту и вслушиваясь в тишину, которую изредка нарушали крики сторожи:
– Слушай! Слу-шай! Слу-шай!
Мороз осильнел, словно хотел испытать стойкость молодого дружинника, но теплое струящееся внутри чувство, родившееся в душе Мечеслава, согревало его в эту ночь. Он впервые назвал эту девушку по имени, и имя ее было прекрасно! Он вглядывался в темную даль, а в голове все крутились и крутились слова Рады, он искал и находил в них какой-то особый смысл. Он постоянно возвращался к ее голосу, вспоминал ее глаза, ее брови, ее ресницы, ее губы. Все было прекрасно в ней, и нежно, и трепетно. Он страдал сладко, мучительно, он жил сейчас далеко отсюда, там, где ему выпало счастье защищать ее, такую маленькую, хрупкую. «Любая моя! Рада! Рада! Рада!»