Русский фактор. Вторая мировая война в Югославии. 1941–1945 - стр. 41

) имела два прихода, два монастыря, 20 священников, 15 монахов, 32 монахини и около 3000 верующих»^>196. Согласно приведенным В.И. Косиком воспоминаниям протоиерея Владимира Алексеевича Мошина (1894 – 1987), в 1941 г. в Сербии было около 80 священников^>197 , и если их число настолько сократилось к осени 1944 г. (до 20), то можно предположить и резкое сокращение количества прихожан. Другой исследователь этой темы, Тома Миленкович, исходя из ряда устных и письменных воспоминаний, считает, что «к середине сентября 1944 г. Сербию покинули большинство русских эмигрантов»^>198.

Данные, которые в своих воспоминаниях приводят «уехавшие» русские эмигранты (в частности, ветераны РОК), куда более осторожны: «уехать могли все», но уезжали далеко не все, хоть немцы предоставили им такую возможность^>199. Многие оставшиеся вскоре пожалели об этом, оказавшись в руках НКГБ после 1945 г. или УДБ после 1948 г. Показательна судьба проживавшей на квартире у о. Василия Тарасьева семьи генерала Бориса Ниловича Литвинова (1872 – после 1945 – до 09. 1951), исследователя Туркестана, талантливого живописца и иконописца. На предложение офицеров РОК эвакуироваться Литвинов ответил, «что приход красных будет временным, что они никого не тронут, так как прошлое забыто, что вслед за ними придут англичане и король Петр...». Старик был вывезен в СССР Смершем 3-го Украинского фронта и умер в лагерях, а его дочь-гимназистка оказалась в печально известной белградской Главняче^>200. Дожил до амнистии в лагере, а позже умер в нищете в СССР первый русский генерал авиации Вячеслав Матвеевич Ткачев (1885 – 1965). Погиб в СССР прославленный русский архитектор, успешно работавший в Югославии, Валерий Владимирович Сташевский (? – 1945), построивший два символа русской эмиграции в Сербии – русскую церковь Святой Троицы у храма Св. Марка и Иверскую часовню на Новом кладбище. Скончался в мордовских лагерях полковник Генерального штаба Роман Константинович Дрейлинг (1880 – 1945). Напомним, что ни один из них к 1941 г. не принимал активного участия в политической жизни. По сути дела, пропорция тех эмигрантов, кто отправился в новое изгнание, и тех, кто остался на Балканах, не так уж и важна. Главное то, что осенью 1944 г. русская эмиграция в Сербии была убита духовно, были закрыты ее культурные и образовательнуе учреждения, а Белград оставила критическая масса активных и деятельных эмигрантов. Оставшиеся лишь тих уходили в тенистую часть Русского участка на Новом кладбище или ассимилировались с местными жителями, опасаясь рассказывать о собственном прошлом даже собственным детям^>201. До сих пор оставшиеся в Сербии одинокие русские старики, травмированные трагическими событиями 1944 и 1948 гг., стараются не привлекать внимание своих сербских соседей к своему русскому происхождению..

При этом не стоит думать, что русская эмиграция вызывала у немцев исключительно положительное отношение. Сразу же после оккупации Югославии немцы активно занялись поиском «подозрительных» лиц, которых они находили и среди эмигрантов. В этих поисках им помогали многочисленные «сексоты» (которых называли «V-man» от «Vertrauensmann» – «доверенные лица»), среди которых также встречались русские эмигранты. В ряды этих «виманов» эмигрантов приводили различные интересы: энтузиасты работали по идеологическим мотивам и слали в гестапо свои доносы убористым почерком на десятках страниц; другие пытались получить какую-то корысть или свести личные счеты; наконец, были и те, кто сотрудничал с полицией еще до 1941 г. и перешел, как наследство, вместе с мебелью и наручниками, в пользование немецких оккупантов