Русский дневник солдата вермахта. От Вислы до Волги. 1941-1943 - стр. 57

Меня вызвал к себе Фукс и приказал в течение трех дней найти и опробовать средства для дезинсекции. Я очень обрадовался этому поручению и попросил освободить меня на эти три дня от несения службы. Получив одобрение, я отправился к себе в расположение и никем не отвлекаемый принялся читать франкфуртские газеты за последние четыре недели. Из них следовало, что дела разворачивались не так хорошо, как хотелось бы. На наступление зимы никто не рассчитывал.

Мой план по избавлению от вшей был составлен очень быстро. Я отправил Эрхарда к Вольфу, чтобы он на три дня отпросился от службы в качестве моего помощника по проведению дезинсекции. Затем мы растопили хлебопекарную печь, дали ей остыть примерно до 60 градусов и засунули в нее наши кальсоны, рубашки, пуловеры, носки, портянки и спортивные костюмы. Эти вещи нуждались в обработке в первую очередь. По моим расчетам, в результате таких действий мы могли избавить всю роту от вшей в течение 8 дней.

– Надо, чтобы дезинсекция продлилась четыре недели! – глубокомысленно изрек Эрхард, попыхивая сигаретой. Нам было приятно сидеть абсолютно голыми на печной лежанке, отгородившись от всех своими шинелями.

Когда мы открыли заслонку печи, то вытащили из нее опаленное коричневое тряпье. Пришлось доложить о не удаче.

– Вы слишком сильно раскалили печь, – заметил Хельцл. – Придумайте что-нибудь другое.

– Есть у меня одна идейка, – замялся я. – Но для ее осуществления потребуется служебный прибор.

– Ну, говорите же!

– У нас есть учебные патроны. Мы можем выкурить вшей газами. Но для этого необходимо хорошо изолированное помещение.

Хельцл и Фукс одобрительно кивнули. Мне вновь удалось выпросить для себя три свободных дня.

Когда я вернулся к Эрхарду, он только довольно ухмыльнулся. Три дня мне никто не мешал читать святого Августина. Потом мы с Эрхардом закупорили хлебопекарную печь, засунули в нее завшивленные вещи и запалили один патрон. Из печи повалил густой дым, и через две минуты из наших глаз брызнули слезы. Пришлось покинуть дом. Через час мы вернулись, раскупорили печь и проветрили помещение. Когда газ выветрился, обнаружилось, что вши остались живы. На этом наши эксперименты закончились.

Становилось все холоднее. 20 лошадей сдохли от истощения, голода и холода. Переносная печь не могла отопить все громадное помещение конюшни. Тогда кто-то предложил распределить лошадей по небольшим частным конюшням, но Хельцл отклонил данное предложение, поскольку это нарушало порядок несения службы.

Каждое утро в 5 часов нас будил дежурный унтер-офицер, а в 6 часов вся рота уже стояла в строю перед конюшней. Люди, словно куклы, застывали по стойке «смирно» на 20-градусном морозе. Из канцелярии без шинели появлялся гаупт-фельдфебель с блокнотом в руках и распределял личный состав для несения службы по следующим направлениям: поднос фуража, чистка оборудования, уборка и приведение в порядок помещений, несение наружной постовой службы, охрана и дежурство по конюшне. Хельцл считал этот церемониал, заканчивавшийся исполнением строевой песни, весьма важным. Хан с его чудесным голосом выступал в качестве запевалы и дирижера. Но, несмотря на все старания, создать иллюзию казармы не удавалось.

Однажды утром Рюкенштайнер явился на построение в старом тулупе из овчины. Дубленка была закреплена на груди тремя перекидными ремнями.