Русские солдаты в Северной Африке (1940–1945 гг.). Эль-Аламейн: неизвестные страницы войны - стр. 28
Правда, под давлением англичан египтяне вскоре разорвали дипломатические отношения с Италией, но не более того.
Точно так же обстояло дело и с отношением Египта к Германии. Несмотря на то, что в 1942 году немецкие войска заняли часть египетской территории и рвались к Александрии, Египет объявил войну Германии лишь 26 февраля 1945 года! Это чисто символическое в ту пору решение было принято лишь для того, чтобы в когорте победителей занять место в создаваемой Организации Объединенных Наций.
Для Египта это была чужая война. Его небольшая армия не принимала участия в военных действиях. Когда в 1987 году я впервые побывал в музее в Эль-Аламейне, то был поражен тем, как он устроен. Залы разделены ровно пополам: слева – экспонаты, рассказывающие о войсках союзников, справа – о войсках держав “оси”. Полнейший нейтралитет, непонятный советскому человеку. О позиции самого Египта в этой войне нет даже намека. А к западу от Александрии, в городе Мерса-Матрух, в бывшем бункере Роммеля даже устроен музей.
Да, для советского человека это выглядит странно. Но давайте посмотрим на это глазами самих египтян. Им осточертело многолетнее господство англичан, и многие размышляли так: враг моего врага – мой друг. Да и фашистская пропаганда внушала мысль о том, что поражение англичан принесет Египту свободу. Так что не удивительно, что в Каире даже проходили демонстрации под лозунгом «Роммель, вперед!»
Но это было позже, а пока египтяне с тревогой ожидали возможные жертвы в войне, в которой по существу не участвовали.
«14 июня. Ездил в город, где узнал о занятии немцами Парижа. Только вернулся домой – сирена… Для внешнего слуха – дико неприятная, ужасающая сирена. А ведь по существу – что в ней “неприятного”? Ведь она предостерегает нас от смертельной опасности. Сорок минут длилось томительное ожидание, пока не прозвучал отбой.
Да, мы знаем, что “гораздо большая уязвимость от авиации – приморских жизненных центров”, и что “авиация (Италии) является одной из самых мощных в мире”.
Сорок минут…
Я и дети стояли у окна в столовой, наблюдая, как быстро пустела длинная улица. Опустела она в мгновение ока. И улица наша, и (знаю) весь город как бы вымерли при первых же звуках сирены.
15 июня. Все витрины в магазинах испещрены тонкими полосками бумаги (иные витрины изображают сложные геометрические фигуры): это для того, чтобы от сотрясения воздуха при разрыве бомб не полопались стекла. Некоторые дома, возле дверей и нижних окон, спешно обкладываются мешками с песком. На площадях для чего-то роются окопы…
И это – Александрия! Красавица Александрия!
17 июня. (Записано глубокой ночью). Тревожно и страшно стало теперь жить. И не потому страшно, что на каждом отрезке данного времени возможна гибель, а потому, что эта возможная земная гибель может случиться до завершения всего того, что необходимо еще осуществить. И только потому, что мы Христовы, душа как-то мирится (вернее, смиряется) с возможностью преждевременного (?) ухода.
Особенно жутко по ночам и по вечерам. Страшно человеку в эту пору, потому что так мало человеческого осталось на земле…»
Первые дни необъявленной войны были лишь ожиданием беды. Но беда не заставила себя долго ждать.
Первые испытания
«21 июня. Прекрасный лунный вечер переходил в ночь, когда наконец-то произошло то, чего более всего боялось население города и чего все же не избежало оно: ровно в час ночи загудела сирена, ровно в час ночи началась тревога и закончилась только к семи часам утра.