Русская семерка - стр. 40
– Она… она… она думает, мы лесбиянки…
Джуди не стала ждать, что ответит высокая. Повернулась и снова двинулась прочь, зло ступая прямо по лужам.
Но и лимузин двинулся за ней, обогнал ее, из его открытой дверцы опасно, чуть ли не на полтела, высунулась эта маленькая и умоляющим тоном стала говорить широко шагавшей Джуди:
– Послушайте, Джуди! Мне семьдесят лет! У меня четыре внука почти вашего возраста! Мы не лесбиянки! С чего вы взяли? Нам нужно с вами просто поговорить. Пять минут! Ну, пожалуйста!..
Она говорила так громко, что на них уже стали оглядываться прохожие. Джуди остановилась, лимузин – тоже.
– О’кей, говорите.
– Но ведь не так! Садитесь в машину. Хотите, мы отвезем вас на Тридцать седьмую в ваш «Ансеринг сервис»?
Джуди заколебалась. Не потому, что ноги промокли, и не потому, что они знают и про «Ансеринг сервис», а потому что – черт знает! – может, они из Голливуда? Или с телевидения? Чего не бывает в Нью-Йорке!
Джуди посмотрела по сторонам. В конце концов, что могут ей сделать две старухи в лимузине, в Манхэттене, в три часа дня? Две старухи, которые пьют только «дайэт-пепси»?
– О’кей! – Она нырнула в лимузин, села на откидное кресло напротив старух. – Только пять минут!..
Маленькая старушка потянулась закрыть дверцу, но Джуди тут же поставила ногу между дверцей и кабиной.
– Нет! Дверь будет открыта!
– Но ведь дует! Снег! – жалобно сказала старушка. – Мы не сможем ехать.
– Ничего, постоим. Что вы хотите?
– Меня зовут Элизабет Волленс, а это моя подруга Таня Гур, – сказала маленькая. – Мы приехали из Флориды. Мы в Нью-Йорке уже три недели…
Джуди взглянула на Таню Гур. У нее русское имя, как у Татьяны Лариной в опере «Евгений Онегин». А на шее, под расстегнутым теперь кожаным пальто, три нитки белого золота с бриллиантом черт знает во сколько карат. И пахнет от нее тонкими дорогими духами – неужели «Дайнести»?
– Пожалуйста, может быть, вы все-таки разрешите мне закрыть дверь? У меня ревматизм… – умоляюще сказала маленькая Элизабет Волленс, держась за колено.
Джуди убрала ногу из дверного проема.
– Спасибо, – сказала Элизабет, закрыв дверь, и повернулась к Тане Гур. – Я тебе говорила – она добрая девочка! Просто мы ее напугали. Подъехали прямо на улице!..
– О’кей, вы приехали из Флориды. Ну и что? – нетерпеливо спросила Джуди, отметив про себя, что шофер, сидевший за стеклянной перегородкой, одет в стандартную, с галунами, форму «лимузин-сервис» и что он не трогает машину с места, ждет приказаний.
– Скажите, мисс Сандерс, сколько вам лет? – слегка прищурилась высокая Таня Гур. У нее был сухой, низкий, явно прокуренный голос и еле уловимый славянский акцент.
– Через семнадцать дней ей исполнится двадцать один! – вместо Джуди сказала Элизабет Волленс.
Таня Гур недовольно поморщилась:
– Элизабет! Я уверена, мисс Сандерс может сама ответить. – И неожиданно спросила по-русски: – Вы собираетесь продолжать учебу в университете? Если вас не затруднит, ответьте по-русски.
Но Джуди сказала по-английски:
– А почему, собственно, я должна…
– Я прошу вас говорить по-русски! – перебила Таня Гур, твердо и отчетливо произнося русские слова. – Или вы меня не понимаете? В Эн-Вай-Ю[17] нам сказали, что вы были одной из лучших по русскому языку. Я хотела бы услышать ваш русский.
– Послушайте! – взорвалась наконец Джуди. – Пока вы мне не скажете, кто вы такие и что вы от меня хотите, я не хочу говорить с вами ни по-русски, ни по-английски.