Русская сага. Брак. Книга вторая - стр. 27
– Ни стыда, ни совести… – вздыхает одна из них, худющая блондинка с отросшими русыми корнями волос, собранными в хвостик.
– У кого?!
– У моей бессонницы. Только закроешь глаза, она мозг включает…
– И мне мысли дурные в голову лезут: есть ли жизнь после жизни? – жалуется другая, более ухоженная молодая женщина в теле и с модной стрижкой.
– И что решила?
– После жизни не знаю, а после свадьбы – нет. Отгремел марш еврея, а потом хоть трава не расти.
– Какого еврея?!
– Мендельсона, – соседка хихикнула. – Забыла уже даму из общей палаты?
Там их было восемь, и у каждой история, естественно печальная, а очень полня и самодовольная дама из торговли подводила один и тот же итог: «Это всё евреи виноваты!»
Однажды кто-то возмутился:
– Ну, где ты видишь этих евреев?! Я, например, не знаю ни одного среди коллег.
– В колхозе своём, что ли? Еврей в колхозе?! Ха-ха! Ещё «Еврей – дворник» – самые короткие анекдоты. Они гнездятся в других прикормленных местах. И здесь где они? Ау!? Все в «Кремлёвке» лечатся или за границей.
Доказывать ей, что сукиных наций не бывает, было бесполезно. Худая блондинка, вспомнив торгашку, нервно хихикнула и сказала:
– У той дамы во всем евреи виноваты, у других – коммунисты. Помнишь у …Иртеньева, блин, еврея… – внутри женщины с хвостиком уже все дрожало от смеха, – Глаз заплыл. Пиджак в пыли. Под кроватью брюки…
– … до чего же довели коммунисты-суки! – сходу продолжила вторая.
Посмеялись. Помолчали.
– Да, свадьба – на крыльях, семейная жизнь – на носилках, как у меня. Недаром все сказки заканчиваются свадьбой, потому что после неё уже не сказка, не песня, а драма, – продолжила разговор женщина с модной стрижкой.
– Радуйся, что драма, а не трагедия. Не нравится драма, преврати её в комедию, – не поддержала её худышка.
– Ты, как понимаю, пробовала, но всё равно лежишь рядом со мной.
– После родов случается иногда сбой систем жизнеобеспечения. Кстати, надо подкрепиться!
Худышка достала из тумбочки кефир с булкой и начала есть, а соседка вздохнула и сказала:
– Сбой… И почему-то только у женщин! Злая наша судьба и доля.
– Долюшка женская, конечно, не мармелад, но разве мужчинам легче, например, на войне?
– Как исключение!
– Но ужасное. А мы рожаем сами себе счастье. За него и пострадать не грех. У меня оно одно – доченька, у тебя – два!
– Счастье, когда и муж его разделяет вместе с тобой.
Худышка выбросила пустой пакет в корзинку, залезла под одеяло и только после этого заговорила:
– Не могу вспомнить, но где-то я прочитала: «Клянусь любить тебя в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит нас». Помню только, что прочитала и чуть не заплакала. Так красиво! До слёз…
– Может быть, в церкви слышала?
– Нет. Читала.
Обе замолчали. В палату без стука зашла медсестра, выключила свет и ушла.
– Ты хочешь спать?
– Нет. И зачем ты вспомнила эту клятву? У меня была шикарная свадьба, по-мещански богатая… но, всю эту пышность маскарада я поменяла бы на исполнение супругом этой клятвы.
– У Пушкина не пышность, а ветошь маскарада…
– Ветошь ещё точнее. Меня больше волнуют слова: «любить в болезни и здравии». Если по совести, то без всяких клятв в человеке должно быть элементарное сочувствие к заболевшему человеку. У моего мужа оно только пока к котятам проросло, а мне после заболевания не сказал ни одного слова поддержки. И после родов не жалел, не давая времени на восстановление.