Русская нация, или Рассказ об истории ее отсутствия - стр. 74

Итак, воссоединение под одной короной двух наследников Киевской Руси вовсе не было идиллией в стиле долгожданной встречи разлученных братьев. Украинская старшина шла в Россию с камнем за пазухой, великороссам полонизированные малороссы казались по меньшей мере подозрительными. «Хотя черкасы исповедуют веру православную, но обычаи и нравы звериные имеют; причиною тому одна ересь, не духовная, а политическая; начальники этой ереси – ляхи, а от них научились держать ее крепко и черкасы», – констатировал русский автор «Описания пути от Львова до Москвы», анонимного сочинения середины XVII в. Еще совсем недавно от приезжих западнороссов требовали повторного крещения. А за бесчинства запорожцев в Смуту их величали «разорителями истинныя нашея православныя веры и креста Христова ругателями…». Даже в 1682 г., спустя почти тридцать лет после Переяславской рады, в царском указе «людям боярским» предписывалось не оскорблять «черкасов», причем в каком контексте: «…вам же с иноземцом, черкасом, немцом и иным никаким людем поносных никаких слов не говорить и ничем не дразнить!» Характерно, что в великорусских источниках украинцы почти никогда не именуются русскими.

Симеон Полоцкий в 1669–1670 гг. сетовал, что малороссы летят в Москву, как пчелы на благовоние, но очень раздражают местных жителей своим неискренним и своекорыстным поведением, ибо «никто не любит того, кто кричит: дай, дай мне», кроме того, «непостоянство Украины отвратило от нас остаток их [великороссов] благосклонности». Вряд ли добавила москвичам симпатий к новообретенным родичам-«еретикам» их активная роль, наряду с греками, в осуждении старой веры и постепенный захват украинскими архиереями руководства Русской церкви. В проведении церковной реформы самодержавие охотно опиралось на кадры, поставляемые из Киева (Епифаний Славинецкий, Дамаскин Птицкий, Арсений Сатановский и др.): во-первых, они были людьми образованными, во-вторых – естественными приверженцами нового обряда; в-третьих, на них, как на чужаков, с презрением относившихся к «непросвещенным варварам-московитам», можно было опереться в борьбе с отчаянно сопротивлявшемся переменам великорусским духовенством. Таким образом, западнорусские выходцы стали первой (но далеко не последней) в истории России этнокорпорацией, с помощью которой верховная власть проводила в жизнь заведомо непопулярные среди русского большинства преобразования.

С начала XVIII в. уже можно говорить о «малороссийском засилье» в церковной иерархии: «Великороссы оказались почти совсем оттеснены от руководства церковью киевскими монахами, захватившими епископские кафедры и Синод в свои руки… То же явление можно было наблюдать в епископских кафедрах и управлениях, в семинариях, и в придворном духовенстве. Бывшее Московское царство в результате оказалось без своего великорусского пастырства» (С. А. Зеньковский). Это бросалось в глаза даже посторонним наблюдателям, иерусалимский патриарх Досифей, которого вряд ли можно заподозрить в особом пристрастии к великороссам, обращался в 1686 г. к царям Ивану и Петру Алексеевичам с тем, чтобы «в Москве сохранен бе древний устав, да не бывают игумены или архимандриты от рода казацкого, но москали», полагая правильным такой порядок: «Москаль и на Москве и в казацкой земле, а казаки только в казацкой земле».