Русская Лолита! Пожар надвигается - стр. 2
Аян попытался «возразить»:
–На доставку хашара из Кореи уйдёт много времени. Пока корейцы дойдут к Бяню, всё будет кончено.
Тулуй многозначительно посмотрел на него, улыбнулся, но промолчал.
Аян упал ниц – ханы приказов не повторяют…
С нукерами сопровождения, которым было велено не только проводить Аяна к полководцу Саритаю, но и до самого дома – ставки Бату, поскакали на север – в Енкин.
У Енкина, уже оправившегося от опустошения, встречались толпы китайских ополченцев – китайцев из окрестностей города, кое-как вооружив, гнали на юг.
Енкин поразил Аяна размерами и укрепленными, мощными стенами. У ворот толпилось множество нищих и калек, протягивая руки и, гнусавя на непонятном языке, просили подаяния.
Аян пробыл в городе пять дней, осматривая восстановленные буддистские монастыри, причудливые дома китайской знати, теперь служившей монголам, руины дворца цзинского императора. Очень многие кварталы, до сих пор стояли разрушенными и выглядели зловеще.
В городе был многочисленный гарнизон – китайцы, кидании, монголы. На бесчисленных рынках проводились бесчисленные облавы. При виде монгольских нойонов, китайцы бросались врассыпную, словно тараканы.
Аян остановился в доме тысячника Бериду, служившего в Китае ещё со времен первого покорения Чингисханом. Бериду часто покидал город – его тысяча занималась набором ополчения из енкинской округи.
Аян, после сытной трапезы, вечера и ночи проводил в обществе пугливых, маленьких китаянок. У Бериду их было целое стадо, и держал он их, как скот, в помещении с низким потолком, но кормил хорошо и чисто одевал. Многие из них были очень молоды, многим было далеко за тридцать, но Аян задался целью попробовать всех, и бросил, смеясь, изведя все силы – наложниц оказалось слишком много.
Уезжая из Енкина, Аян увидел новую резню – взбешенный выговорами за плохую мобилизацию крестьян, Бериду излил злость на калек и нищих у городских ворот – монголы прижали китайцев к стене и, среди жуткого воя и воплей, стали сечь саблями и бить секирами.
Аян прибавил ходу. Конь понёс. Крики затихали и, наконец, прекратились, только ржали лошади. Аян стал сдерживать коня. Нукеры обгоняли, сбавляли ход. Он оглянулся – у ворот всё было кончено.
Китайцы из гарнизона, деревянными пиками с крюками, волочили трупы к повозкам, чтобы увезти их дальше от города и захоронить.
–Что? – спросил полусотник.
–Едем, – Аян хлестнул коня камчой.
Через Ляодун ехали быстро, не задерживаясь. Ляоян объехали стороной – у Аяна отпала охота вновь погружаться в чуждую атмосферу городской жизни. Он любил простор бескрайней степи, или сон в поле с чистым небом над головой, милее же всего, как и любому монголу, ему была уютная юрта. Стены городских домов давили, лишали воздуха. Пусть в городах живут китайцы и сартаулы, а монголу нужна свобода.
Ближе к корейской границе встречалось много монгольских разъездов и пешие колонны мобилизованных киданей – Саритай воевал с корейцами силами монгольской конницы и ополчением киданей и бохайцев. Там и тут попадались истлевшие скелеты людей – следы давней бойни, устроенной киданями при первом нападении на Корею.
За рекой Амноккан пошли выжженные деревни и городки, смрад тлена наваленных кучами трупов. То и дело, натыкались на монгольские сотни армии Саритая, рыскающие по корейской земле в поисках добра и пленных, показывали золотую пайцзу. Нахальные воины или молча отъезжали, не выказывая почтения, или пытались угрожать, но Аян умел говорить с грубиянами.