Русская литература. Просто о важном. Стили, направления и течения - стр. 8
Довольно мудро ведет он себя и с дочерью. Софья ночи напролет проводит с Молчалиным. Правда, их встречи целомудренны: то за руки держатся, то пристально смотрят друг на друга, то музицируют. Фамусов, впервые появляясь на сцене, говорит служанке Лизе, что всю ночь из комнаты дочери раздавалась музыка («то флейта слышится, то будто фортепиано»). Здесь он намекает, что знает о романе дочери: в XIX веке на флейте играли только мужчины, для дамы считалось неприличным раздувать щеки для игры на духовом инструменте. А тут как раз и Молчалин выходит из другой комнаты («Шел в комнату – попал в другую»). На это Фамусов лишь ехидно замечает: «Друг. Нельзя ли для прогулок / Подальше выбрать закоулок?» Благородный отец семейства сквозь пальцы смотрит на амурные дела дочери со своим секретарем, полагая, что, пока об этом не знают в высшем свете, никаких проблем быть не должно.
В бытовом плане Фамусов действительно умен. Да и горе в конце его постигает: о романе дочери стало известно всем в доме (Фамусов, правда, уверен, что роман с Чацким). А это значит, что княгиня Марья Алексеевна уже готовит новую сплетню. Но с исторической точки зрения Фамусов и подобные ему проглядели важную вещь: их время прошло, пора уступить дорогу молодым. Но такие, как Чацкий, изгнаны, их отправили «вон из Москвы», а может, прямо в Сибирь, поэтому все главные посты в государстве займет другой представитель нового поколения – тихий и исполнительный Молчалин. А это самая страшная фигура всей русской литературы.
Молчалин
Кажется, что плохого в персонаже, который полностью оправдывает свою фамилию? В отличие от болтуна Чацкого, Молчалин с его «умеренностью» и «аккуратностью» умеет вовремя промолчать. Но роль Молчалина в общем строе жизни велика. Он деятельнейший, хотя, быть может, и не вполне сознательный созидатель будущих сумерек. Позже Михаил Салтыков-Щедрин точно отметит, что величайшие злодеи в истории «ничего не могли бы, если бы у них под руками не существовало бесчисленных легионов Молчалиных». Сергей Довлатов по другому поводу, но именно о таких молчалиных скажет: «Мы без конца ругаем товарища Сталина, и, разумеется, за дело. И все же я хочу спросить – кто написал четыре миллиона доносов?»
Девиз Молчалиных – «изба моя с краю, ничего не знаю»; их идеал – прочное благополучие, уютный домашний очаг, верный кусок пирога, послеобеденный сон. У них нет других интересов, и они готовы беспрекословно служить начальству, чтобы удовлетворять свои материальные потребности. Это тип, который пережил разные эпохи в нашей стране и на их протяжении всегда предлагал «не раскачивать лодку».
Но едва ли Грибоедов признает умным того, который не может «сметь свое суждение иметь» и угождает всем «без изъятья», вплоть до «собаки дворника, чтобы ласкова была».
В 1878 году Салтыков-Щедрин написал продолжение «Горя от ума» под названием «В среде умеренности и аккуратности» (два достоинства Молчалина). Автор показал Молчалина как по-своему трагическую фигуру. По сюжету Молчалин уже дошел «до степеней известных», завершил тернистый путь к идеалу и ныне благодушествует в семейном кругу. Здесь его и поджидает беда: собственные дети буквально отказываются от отца, не понимая, как можно было так пресмыкаться. Он все для них сделал, заработал им на пирог с капустой, а они видят, что он режет этот пирог руками по локоть в крови: это кровь тех, кого он мог спасти, но промолчал.