Русская книга людей (сборник) - стр. 26
в компании молодняка – бандитских приготовишек, тряся мелких предпринимателей. На это и смог бы жить. Но по закону мальчику, не достигшему шестнадцатилетнего возраста, нужен опекун, который воспитывал бы его и нес ответственность за все его деяния. Конечно, можно было бы сдать племянника в детский дом, но тогда деловой мир наградил бы Игоря клеймом жестокосердного изверга, бросившего сироту на произвол судьбы. А с этим было бы крайне затруднительно расширять круг компаньонов.
Игорь лихорадочно перебирал в уме варианты достойного выхода из безвыходного положения, один нелепее другого. Европейский частный пансионат, где сирота, изнывая от скуки, изнасилует классную даму. Суворовское училище, где сирота изувечит двоих-троих однокашников. Школа-интернат олимпийского резерва по восточным единоборствам, учебная парусная шхуна «Товарищ», школа для одаренных детей при Новосибирском академгородке, двухгодичный кругосветный круиз…
Пришлось остановиться на самом нежелательном варианте: терпеть его у себя дома два года – до получения паспорта, после чего можно будет выставить ублюдка на законном основании.
После въезда нового жильца жизнь в доме сразу же превратилась в сущий ад. Матерные слова были неотъемлемой частью речи племянника, без них она утрачивала всякий смысл. Позволить ему свободно материться было невозможно, поскольку в семье росли две дочери – Жанна и Полли. Но и запретить было нельзя, так как это было бы равносильно приказанию вообще ничего не говорить. Возникала и масса иных проблем. Например, урловатые друзья, которыми он довольно скоро обзавелся в соседнем поселке. Правда, после их второго визита, когда исчез видеоплейер младшей дочери, охране было дано указание не пускать их на порог. Племянник по этому поводу немного побушевал, разбив в знак протеста телевизор и антикварную вазу, но смирился. Хуже было с девками, с которыми охрана несколько раз отследила его в московских притонах. Не хватало, чтобы в дом какую-нибудь заразу притащил.
Создалась любопытная ситуация: присутствие в доме племянника было омерзительно, отсутствие – чревато каким-нибудь криминалом, о котором конкуренты, дрожа от удовольствия, раструбят на весь свет, засунут во все газеты, на все телеканалы: «Неопровержимые доказательства криминального происхождения капиталов Игоря N». В принципе, враги вполне могли подтолкнуть племянника с гипертрофированной мускулатурой и недоразвитыми мозгами, например, к ограблению пункта обмена валюты. Ради этого удовольствия они, пожалуй, и откроют его в поселке, чтобы далеко не надо было ездить: прорежут в телефонной будке окошко, посадят туда ветхую старушку. И чтобы стол без ящиков, чтобы пачки долларов прямо на столе лежали…
Эта взрывоопасная ситуация навела Игоря на мысль о том, что племянника следует убить. Не самому, конечно, он и в давние годы, после двух отсидок, этим не занимался. Нанять основательного киллера, заплатить ему как следует… Но, спокойно взвесив все pro et contra, Игорь отказался от этого тривиального шага. В конце концов, репортеры разнюхают прошлое племянника, подробности гибели его родителей, прежние его прегрешения и нынешние шалости, о которых начальник охраны регулярно докладывал Игорю. И опять-таки на первой странице «Коммерсанта-Daily» будет напечатано аршинными буквами: «Неопровержимые доказательства криминального происхождения капиталов Игоря N». Инсценированное самоубийство тоже не годилось, поскольку выставляло бы опекуна не в лучшем свете.