Русь на Мурмане - стр. 23
– Он говорит, что ты, наверное, получил этого табая от великого кебуна… Так они называют своих колдунов… Говорит, это Каврай-олмак. На волке. У него в руках куамдес, волшебный бубен. Этот иммель покровитель кебунов и нойд, лопских жрецов…
– Бубен? – пробормотал Митроха. – А я думал – щит.
– Господи! – Инок, опомнясь, чуть не взвыл и схватился обеими руками за голову. – Спаси мя, грешного, очисти язык мой!.. Одгэм, ведь ты обещал не носить идолов в скит! Ты согласился принять христианскую веру. Я же тебе поверил!
– Э-э, – мужик хитро усмехнулся, – у лопина много врагов. Лесные звери. Злые духи. Чудины. Яммии. Богов тоже надо много. Еще один, сильный бог рууш, хорошо.
Феодорит, простонав, бросился прочь. Митроха вдумчиво потыкал пальцем в процарапанные значки на гривне.
– Что тут нарисовано? Опять вроде бубен? И гора какая-то?
– Одгэм не знает, – заверил лопарь. – Но есть, кто узнает. К нему плыть через море, на Куз-ойвэ. Однако страшно. Он злой кебун. Я поплыву. Он будет киковать для меня. Ты со мной?
– Да, – не раздумывал Митроха. – Только Федорку нужно уговорить. Твой кебун небось по-нашему не толмачит.
Монах убежал недалеко. Стоял на берегу ниже по течению и с непроницаемым лицом взирал на поток воды. На предложение Митрохи даже не обернулся.
– Нет. Старец Зосима ни за что не отпустит меня на Кузова. Я и сам не хочу. Там старые лопские кумирни и могильники.
Круг всхожего солнца пламенел над кромкой безбрежных вод, в той стороне, где был выход из моря в океан – Горло. В той же стороне, но намного ближе лежала Соловецкая земля, а еще ближе – Кузовские острова. Плыть до них на карбасных веслах – полдня. С парусом и того меньше.
В путь отправились, когда море вздохнуло – кроткая вода отлива пошла на большую, приливную.
Утреннее море оглушало тишиной. Поверхность воды была гладкой, будто начищенное серебряное блюдо. Ни взводенок над отмелым местом нигде не плеснет, ни чайка не разорвет кличем безмолвие. Только скрипели тихо уключины, полоскались весла и напевал под нос Одгэм. Митроха не сумел разобрать в лопской песне ничего кроме «го-го-го, ла-ла-ла».
– Экая прорва воды. – Поежился он, вспомнив, как ярилась недавно морская бездна.
По правую руку от них проплывал остров. Вдалеке виднелся еще один, крупнее.
– А все-таки твой Зосима отпустил тебя, – громко сказал Митроха иноку, скорчившемуся на другом конце карбаса. – Знаешь почему? Это я его попросил.
– Ты?
– Разве ты холоп его, чтобы он беспрекословно распоряжался твоей волей? Я так и сказал ему.
– Если старец скажет мне пойти в огонь, я исполню, – спокойно и очень серьезно промолвил Феодорит. – Он позвал меня и велел плыть с тобой на Кузова. Я не знаю зачем. Он ничего не объяснил, только наказал взять съестной припас на семь дней. Тебе для разговора с колдуном хватит и одного дня.
– К утру вернемся. Завтра идем в Кемь…
Митроха вскочил и заорал. За бортом карбаса в толще воды ему привиделась страшная белая морда, всплывавшая из глубины к лодке. Отрок схватился за саблю.
– Белый дьявол! Там!..
О днище карбаса глухо ударило. Лодка покачнулась. Но на лопина и Феодорита вопли Митрохи не произвели должного действия. Одгэм продолжал грести, а монах невозмутимо смотрел в воду. Глядя на них, мальчишка перестал в ужасе прыгать с саблей.