Русь Чёрная – 2. Своеволие - стр. 7

– А ну, будя! – прикрикнул Кузнец. – Кажный год одно и тоже: псина да кошак. Суть излагай, Сашко.

– То суть и есть, – Санька говорил это уже не приказному, а Бекетову, поскольку еще в прошлом году ему показалось, что сын боярский сможет его понять. – Мы с ними по-людски, они – с нами. В прошлом году за мной только слова были. А ныне дауры делом подтвердили.

– Речешь, словно, былины сказываешь, – Бекетов грустно улыбнулся. – Не привык я, что так бывает. Неужто вот тако просто всё: добро за добро?

– Ну… не только, – смутился Дурной. – Мы им равную долю в добыче обещали. Это тоже поспособствовало.

Среди казаков прокатился негромкий смешок.

– И велика добыча была? – подал, наконец, голос незнакомец по левую руку от Онуфрия.

Санька сначала промолчал, демонстрируя всем своим видом: а ты кто такой, дядя? Но ответил, не менее демонстративно повернувшись к Кузнецу.

– Мы ж богдойцев не разбили. Я дурак, что полез на них – тех уж слишком много было. Наверное, с тысячу мы положили, но много больше живыми ушли. В порядке и при знаменах. Так что добыча не особо велика. Еды, считай, совсем не было. Коней меньше двух десятков. Вот оружия всякого да одежды много. Я лучшее отобрал и тебе привез, Онуфрий Степанович – можешь в Якутск отправить.

– А порох? – Кузнец спросил таким тоном, что ясно: здесь казаки на таком же голодном пайке сидят.

– Немного взяли, – уклончиво ответил Дурной. – Но нам и самим его не хватает. Мы же две пушчоночки у богдойцев умыкнули. Теперь хоть есть чем Темноводный оборонять. А свинца вовсе не было.

– Ты, Сашко, иди, пожалуй, – оборвал вдруг допрос Кузнец. – Обожди меня у пороховой избы. Я там тебе ядер для пушек дам – мы весной по округе 350 штук наковыряли.

Удивленный Санька встал и вышел. Что за тайны приказной разводит?

– От сынов боярских на Амуре продыху не стало! – злой Кузнец пришел к пороховой, наверное, через час.

– От сынов? – удивился Дурной. – Ты про Бекетова, Онуфрий Степанович?

– И про ево! – рыкнул приказной. – Это ты с чего-то Петрушке в рот смотришь, а вон та еще…

Кузнец не договорил.

– Но ладно бы Бекетов. Тут же Сатана еще одного послал.

– Это тот, что слева сидел?

– Он, проныра. Пущин. Федор. Не слыхал?

Санька пожевал губу, но, к удивлению, не вспомнил про такого дворянина на Амуре. Странно. Может, началась уже альтернативная история?

– Не слышал, приказной. А кто таков?

– Из томских служилых. Токма он там семь годов назад в смуте замазался. И сослали Федорку в Якутск пятидесятником. Отправил воевода Пущина на Аргунь инородцев ясачить, да не задалось у ево. Людей растерял, ясаку не собрал, по реке в нуже сплавился и вот ко мне прибился… Ишшо один. Ровно кто в реке котят топит, а я сижу и подбираю. Ничо… Дострою дощаники и ушлю ево в Якутск.

Теперь Саньке понятно стало, отчего так неуютно чувствовал себя Кузнец. Вроде и приказной, а вокруг слишком много начальства. Поучают еще, небось. В такой ситуации и дельные советы бесят.

«Видно, потому он меня сюда и услал, – догадался Дурной. – Чтоб наедине поболтать».

Но Кузнец молчал. Внутри приказного кипело – видать, непростые разговоры велись за спиной у беглеца из будущего.

– Мне надо бояться? – прямо спросил Санька.

– А? – Онуфрий резко вышел из своих дум. – Да не… Хватит тебя уже по порубам таскать… Ты мне вот чего скажи: силен ли еще тот богдойский воевода? Далеко ли ушел? И чего ждать?