Русь Чёрная – 1. Темноводье - стр. 15
– Проверьте, что пропало, – устало велел он.
Проверили скоро.
– Иудины выкормыши с собой утащили топоров с десяток. Ну, которыми лес валили, – бодро начал перечислять Артюха Петриловский. – Мешок муки – чуть ли не последний. Два кисета соли, пороху фунта три, свинца отож. Но самое главное – воры в казну влезли и шестнадцать соболей умыкнули да две шапки!
Кузнец посмотрел прямо в ясны очи казначею. Артюшка взгляда не отвел, хотя, любой дурак понимал: на кой в диком лесу им эти соболя сдались! На зиму беглецам больше волчьи шкуры впору пойдут. Или медвежьи.
– Это всё?
– Всё, – кивнул Петриловский. – Ну, не считая своего, что у них было.
– Своего? – вскинулся Кузнец. – Они – служилые казаки! И в поход их за счет казны снаряжали. Так что своего у них: порты да крестик нательный!
Выкрикнул и затих.
«Вот и стал ты, Онушка, Хабаровым» – сообщил себе приказной человек.
Промысловые люди, что с лесом накоротке, легко нашли следы воров, которые уводили куда-то на север. Вдогон идти? Ну, и сколько дён это продлится? Войско-то на пороге голода: рыбу уже вместо хлеба жрут. То разве еда?
– Ну, и нехай в своих болотах сгниют! – сплюнул в сердцах Онуфрий и велел снаряжать дощаники.
Первым делом, решили навестить ближайшего соседа – Кокурея. Этот даурский князец жил немного ниже по Амур-реке, на ее правом берегу. Единственно, в чем отличался этот хитрый старикашка – он был первым, кто не стал противостоять хабаровскому войску, которое в 159 годе с огнем и мечом прошло по всей даурской и дючерской землям. Так что, если выше по Амуру все крепости были основательно порушены и пришли в запустение, то городок Кокурея и дальше жил.
Был он совсем небольшим (не сравнить с крепостью князьца Толги, что ниже по течению), но стоял вдали от реки. Так что внезапно подступиться к нему было непросто. Казаки сошли на низинный берег и крепким отрядом двинулись к даурам. Вокруг них на ветру колыхались озера полей злаковых или пастбищных лугов.
– Ты глянь-ко! – изумленно воскликнул кто-то из служивых. – Они ржу косят!
Вдали, действительно, мельтешили пешие фигурки дауров. При виде русских они начали разбегаться, но в руках у них и впрямь имелись косы да серпы.
– Чево это они? – стали дивиться русские.
Жать злаки было рановато. Особенно, рожь. Ей бы еще пару седмиц постоять, чтобы колос забурел да силой налился.
Хлипкие ворота крепостицы оказались заперты. Но Кузнец был готов к такому повороту, потому велел захватить малую железную пушечку. Она, конечно, стену не проломит, но разве эти дикари что понимают. Онуфрий с любовной неспешностью установил малое орудие, отмерил порох, заколотил ядро и поднес фитиль. Пушчонка грохнула, заполонив понизье дымом, который быстро сдул ветерок с реки.
– Открывай, Кокурейка! Государевы люди к тебе явились! Не перечь воле Белого Царя – худо будет!
В городке поднялся галдеж, бабьи крики, полные страха. Казаки тихо посмеивались. Наконец, створки распахнулись, и к «государевым людям» вышел сам Кокурей в затасканном халате со следами былой роскоши.
– Ясак плачен! Плачен! – замахал он руками.
– Ну, кто ж так гостей встречает? – нахмурился Васька Панфилов.
И казаки толпой повалили в городок, тесня князька с его суматошными попытками остановить «гостей». Дауры, при виде русских, разбегались по низеньким избам. Казаки деловито заглядывали за тыны, во тьму крошечных дверных проемов. Кто-то деловито хватал под мышку курицу или какую-нибудь мелкую утварь.