Рубежи свободы - стр. 52
«Продолжается освободительная борьба китайского народа против империалистических агрессоров и их гоминьдановских пособников. Войска Народно-освободительной армии провели успешное наступление в провинции Хубэй…»
Голос из репродуктора. В будущем времени про эти рупоры на столбах забыли давно (хотя где-то они еще висят, для нужд гражданской обороны), а здесь они исправно работают как радиоточки – новости, музыка, и конечно, когда надо народ о чем-то срочно оповестить. Война в Китае, в иной реальности завершившаяся в сорок девятом, тут идет до сих пор – потому что, разбив японцев в сорок пятом, из Маньчжурии мы не ушли, ее промышленную базу в руки Мао не передавали. И вообще, Маньчжоу-го – это не Китай, а вполне себе государство, признанное СССР еще до сорок пятого – так что сидит в Харбине Пу И «парадным императором», а при нем товарищ Гао Ган, тот самый, что и в нашей реальности предлагал Сталину сделать Маньчжурию союзной республикой СССР, а после волей Мао выгнанный из КПК за «антипартийную деятельность»[13]. И в Пекине правит товарищ Ван Мин (еще один исключенный ревизионист, в иной истории), а вот Мао в тот самый кризис пятидесятого в Сиани[14] под американскую атомную бомбу попал и через четыре месяца от лучевой болезни помер. Не было в этом мире Хиросимы и Нагасаки, поскольку пиндосы с Бомбой к осени сорок пятого банально не успели (в том числе и по нашей вине – когда уран из Конго до их «Манхеттена» не доехал), зато были Сиань, Шанхайский порт и Синьчжун – все в Китае, год пятидесятый, две американские Бомбы, одна наша. После чего Москва и Вашингтон договорились воевать до последнего китайца, но самим непосредственно не лезть. Так и воюют до сих пор.
– А ведь Китай сейчас – это как наша революция и Гражданская! – говорит Маша, заметив, что я прислушиваюсь, и решив поддержать тему. – И через много лет живущие там при коммунизме будут завидовать тем, кто сейчас историю творит!
Эх, Машенька, твое счастье, что ты войну лишь по агиткам представляешь (твой год рождения тридцать второй, и то папа у тебя под Ржевом погиб, а мать в оккупации сгинула, тебя лишь успели эвакуировать куда-то на Урал). А я вблизи видел: Китай – это как бы у нас Гражданская, где большинство составляли бы не «красные» и «белые», а всякие батьки-атаманы, и затянулась до сорок первого года (да и после не стихла бы). Может, и станет Китай когда-нибудь и тут первой экономикой мира – а сейчас там относительная цивилизация лишь у побережья (Шанхай, как в кино про Индиану Джонса). А материковые провинции – это даже не средневековье, нищета жуткая: там деревянными лопатами землю копают, потому что стальная – это такая же ценность, как в мое время в хозяйстве бензопила или мотоплуг. И Дикий Запад по китайской мерке – это образец законности и порядка, а китайская мечта – это «чтоб вооруженный человек не мог тебя убить просто потому, что ему захотелось». Кто про кровавый и бессмысленный русский бунт писал, тот китайского бунта не видел – когда человеческая жизнь дешевле, чем один патрон, и казнят самыми зверскими способами, самый гуманный из которых – это закапывание заживо (зачем убивать, если после все равно хоронить). Но я тебя, Маша, разубеждать не буду – не всем же быть злыми циниками вроде меня? Пусть лучше в пресветлом будущем в памяти лишь светлое остается. Или это особенность лишь нашего менталитета – как Куприн (ни разу не большевик) написал «Тост», возвышенный рассказ, «а как бы прекрасно жить в ту великую эпоху», ну а в Китае это проклятие: «Чтоб ты жил в эпоху перемен».