Розовая гавань - стр. 16

– А если случится, то я семь шкур с тебя спущу. Мне он нужен был живым.

– Он жив.

– Хорошо, я его допрошу. – Северн покосился на Грилэма, потом взглянул на кровь, сочившуюся у него из-под пальцев, открыл было рот, но рухнул на розмарины и мяту.

Не успев еще открыть глаза, Северн почувствовал сверлящую боль. Ничего, с простой физической болью он справится. Кажется, он потерял сознание. Да, и упал в обморок, словно какая-нибудь чертова баба, его перетащили на кровать. От стыда у него свело желудок, и, приподнявшись, он изверг его содержимое в подставленный таз.

– Ступай прочь. Я не хочу, чтобы ты сейчас была здесь.

– Почему нет? Не будь меня здесь и не знай я, что тебе может стать дурно, ты бы измазал всю одежду.

– Ты и сюда притащила свою лопатку? – Северн испытывал большое желание придушить ее.

– Нет, она осталась возле того человека.

Черт побери, а ведь Гастингс защитила себя. Более того, защитила их обоих, будь она проклята. Девушка, едва достававшая ему до плеча, сбила его с ног. Иначе он бы вовремя заметил того мерзавца. Или нет? А как она вцепилась ему в глаза и ударила в пах. Кто только ее научил? Другая женщина на ее месте упала бы в обморок, а не бросилась бы на убийцу.

– Что ты со мной делаешь? – уныло поинтересовался Северн.

– Резонный вопрос. И весьма своевременный. Хотя настроение у тебя такое же дурное, как и дыхание.

– Не смейся надо мной, леди. – Он почувствовал, что Гастингс села рядом. – Что ты делаешь?

От боли у Северна перехватило дыхание, но, зажмурившись, он усилием воли овладел собою. Ведь она тут и смотрит на него.

– Выпей. – Гастингс поднесла к его губам кубок со сладкой терпкой жидкостью. – Хорошо. Теперь лежи смирно, я промою рану бальзамом из корней синеголовика и перевяжу. Ты выживешь, милорд.

– Синеголовик?

– Многие называют его морским остролистом, он растет у самой кромки воды. Я смешала его с ячменем и отваром горечавки. Не волнуйся, милорд, я тебя не убью.

– Кончай с перевязкой и оставь меня. Я хочу допросить того негодяя.

– Не ворочайся, Северн, – раздался голос Грилэма. – Она и так едва остановила кровотечение. Я уже сам поговорил с ним.

Северн почувствовал, что кто-то шевелится у него на груди, и тут из-под одеяла высунулся Трист. Коснувшись головки зверька, он ласково сказал:

– Я в порядке, Трист. Не волнуйся.

Тот странно мурлыкнул и положил мордочку хозяину на грудь, не спуская с него глаз.

– Он все время с тобой, – заметила Гастингс. – Когда тебе стало плохо, он выскочил, но потом вернулся, лег к тебе на грудь и то ли скулил, то ли выл. Я так и не смогла уговорить его.

Этот ее проклятый ум. Откуда только она его набралась? И почему скрывала от него?

– Ничего бы не случилось, если бы ты меня послушалась, – заметил Северн, пронизывая ее мрачным взглядом.

– Да, – легко согласилась Гастингс, – ничего бы не случилось.

– Наш пленный, – напомнил Грилэм, – не желает говорить. Даже не признается, что его хозяин Ричард де Лючи. Он якобы пришел из деревни, чтобы продать кожи, у него действительно на ремне несколько шкур.

– Я сейчас заставлю его говорить. В Святой Земле я многому научился.

– Как и все мы, Северн.

– Совсем не обязательно его пытать, – возразила Гастингс. – У меня он быстро все расскажет по собственной воле.

Северн чертыхнулся, а Трист поднял головку и уставился на Гастингс, которая машинально погладила его. Потрясенный, Северн увидел, как зверек с наслаждением зажмурился и вытянул лапки.