Рождественские тайны - стр. 38

Она схватила меня за руку, не давая уйти.

– Мам, ложись спать.

– Не могу. Нужно помыть посуду.

– Ну посиди со мной, пока я не усну. – Она закрыла глаза. – Вот видишь, я уже засыпаю.

Я попыталась высвободить руку, однако Хейли, не открывая глаз, запищала: «Пожалуйста-пожалуйста», и я осталась. Я села на одеяло и провела рукой по лбу дочери. На кого она похожа? Точно не на Брэда, а от меня у нее только волосы. Прочие ее черты были мне незнакомы. Может, она похожа на моего отца? Я часто рассматривала себя в зеркало, гадая, есть ли у нас с ним что-то общее.

Я пробежалась пальцами по руке Хейли, и она улыбнулась, притворяясь спящей. Сколько ей будет, когда она впервые столкнется с жестокостью мира, как это было со мной, и утратит детскую чистоту? Это может произойти во время следующего ожесточенного противостояния с Брэдом или позже, когда другой ребенок станет дразнить ее из-за кривых зубов или из-за того, что она просто слабее. Сколько ей будет, когда она сама начнет строить свою жизнь, и будет ли она к этому готова? Мягкая улыбка исчезла, и Хейли слегка приоткрыла рот во сне. На прикроватной тумбочке лежали детские книжки и мои любимые романы. Я взяла в руки «Гордость и предубеждение» и открыла там, где остановилась в прошлый раз. За три месяца я всего три раза открывала эту книгу. Сердце колотилось в груди, когда я думала о требовании Эда, притязаниях бывшего мужа и наступающем Рождестве. Я спустила ноги с кровати, поцеловала Хейли в лоб, и мне вдруг захотелось быть такой, как она: доверять, несмотря на плохие вести, смеяться, допуская ошибки, радоваться даже в тяжелые времена и верить в силу добра, невзирая на опасности, которые встречаются на пути.

Я вернулась в кухню и оглядела беспорядок на столах, счета в корзинке, письмо Эда, пожелтевшие стены и белые шкафчики. Как же я устала от этих белых фасадов, за которыми скрывались пожелтевшие стены! Прямо как моя свадьба – пыль в глаза, даже вспомнить нечего! Мне остро не хватало ярких красок и окна, которое бы впустило свет.

Я открыла ящик комода, достала блокнот и ручку и, как в детстве, написала рождественское письмо Богу: «Господи, помоги мне». Я убрала письмо в конверт, положила под елку и пошла спать.

Маршалл ждал, пока на том конце снимут трубку.

– Дуайт, до годовщины осталось три недели. Можешь заказать те цветы, которые мне показывала твоя сотрудница?

– Какие ты выбрал?

– Те, с непроизносимым названием. И все прочие тоже. А еще пошли смешанный букет Джуди. Она, конечно, будет ворчать, что хотела шоколадку, но цветы полезнее.

Дуайт рассмеялся.

– Что написать на карточке?

– «Выздоравливай скорее, пока я его не прибил». Она поймет.

Было слышно, как Дуайт записывает послание.

– Подготовим к двадцать третьему декабря, – сообщил он.

Маршалл отключился, достал из стола ожерелье с бриллиантом и взвесил на пальцах. Говорили, что он избаловал Линду, но он считал, что все как раз наоборот. Маршалл скучал по ее голосу и снова набрал номер.

Глория разбирала почту.

– Поздравительная открытка от семьи Фуэнтес. Смотри, какое милое фото Луиса. – Она передала карточку Мириам.

– Когда он уже вырастет!

Глория убрала фотографию в конверт.

– Невероятно! Ты даже в Рождество не выбираешь выражения! – Она открыла следующий конверт и ахнула. – О, боже! – Глория быстро огляделась, положила открытку на стол и облокотилась на локти. – Кому это только в голову пришло?!