Рожденные телевизором - стр. 8

Одним словом, спасибо футболу за выплеск эмоций. Праздник окончился, все будет как прежде, по Балабанову. Закольцуем наши не вполне горестные заметы «Грузом-200», все-таки это самое сильное потрясение уходящего телесезона. Балабанов угадал про всех нас что-то глубинное, корневое, подпольное. Среди океана мифологем, знаков, символов фильма особенно поразителен один. Мать главного героя, мента Журова (даже не маньяка, а представителя иной, внечеловеческой общности), неотрывно смотрит телевизор. В соседней комнате – чистый Апокалипсис: трупы, насильники, грязь и морок. А мать, потягивая водку, не в силах отвести глаз от «ящика», где радостно голосят «Песняры» и мучительно пытается говорить угасающий генсек Черненко. Атмосфера вселенского равнодушия (ко всему, что не относится к спорту) на фоне вечно включенного телевизора, неутомимо производящего счастье то в виде «Песняров» с Черненко, то в виде Димы Билана с двумя президентами, – лучшая из возможных метафор не только советской, но и постсоветской цивилизации.

Наконец-то с помощью проекта «Имя Россия» раскрыта тайна ТВ – оно управляется невидимыми миру флэшмобами. Где-то в горних высях собираются креативные мобберы и решают, что нам смотреть. Народ удивляется – как получилось, что основными историческими героями, о которых осенью начнут слагать песни и программы, становятся попеременно то Сталин, то Николай II? Сталин всегда наше всё, но отчего в лидеры вырвался слабый правитель, приведший страну к краху? Да и вырвался как-то очень кстати, аккурат к круглой дате своей гибели. Ответ в отсутствии ответа. Телефлэш-мобы – субстанция немотивированная, их, как и Россию, умом не понять.

Очень удобная штука. Не надо думать, сопоставлять, анализировать. В обществе якобы сами собой взбухают некие темы, которые вскоре рассасываются, оставляя неприятный привкус непонимания. Возьмем, скажем, крупные юбилеи, на которых во многом держится телевизионный контент. Тут ясно только одно: не все юбилеи одинаково полезны. Столетие Государственной думы было заслонено шестидесятилетием венца отечественного парламентаризма Владимира Вольфовича. Документальный сериал Андрея Смирнова «Свобода по-русски» не показал ни один канал, зато все хотя бы в отрывках дали художественное полотно «Жириновский – политическая рапсодия». Юбилеи революций прошелестели почти незаметно. Девяностолетие органов госбезопасности отметили в режиме спецмероприятия, без предварительных анонсов. Загадочный фильм «Формула безопасности» о Николае Патрушеве намекал на краеугольное: он, Патрушев, и есть гарант безопасности. (Теперь мы пребываем в неведении относительно того, изменилась ли данная формула в связи с новым главой ФСБ.)

Зато падение династии Романовых прошло при полном аншлаге. Дикторы новостных выпусков ликовали: «Россия празднует девяностолетие расстрела царской семьи». Все каналы отметились пространными сочинениями, но выше всех Эдвард Радзинский. С его легкой руки еще лет пятнадцать назад царь превратился в знак и символ новейшей истории. Тогда главный специалист по загадкам минувшего выпустил блокбастер «Господи… спаси и усмири Россию. Николай II: жизнь и смерть». Поскольку символ в наших широтах – понятие идеологическое, господин сочинитель легко переиначил ключевую фразу из царского дневника. Государь просил Всевышнего не усмирить, а умирить страну, то есть ниспослать ей тишину и покой. Почувствуйте разницу. Агрессивный глагол «усмири», отсылающий к главам советских учебников о Николае Кровавом, больше подходил начальным девяностым с их боевым антибольшевистским настроем, чем кроткое «умири». Сегодня на дворе благодать и стабильность, посему Николай в новой передаче Радзинского «Последняя ночь последнего императора» мягкий, всепрощающий и даже о своих убийцах говорит: «Не ведают, что творят».