Рожденные сердцем. Честная история приемного родительства - стр. 6
Тогда девочке было 11, и это стало настоящим ударом. Прекрасно выстроенный жизненный план – вырасти и родить Машеньку – рухнул в одночасье. Нина проплакала весь вечер, а потом спрятала пупса в коробку, попросила убрать ее на антресоли и больше никогда не доставать.
Так началась новая жизнь. Не семья – значит, карьера, так рассудила девочка. С отличием окончила школу, с «красным» дипломом – вуз. С первого дня на работе она шла к успеху и в свои 27 занимала серьезную должность в крупной фирме. Мысли о детях были под запретом – зачем душу рвать? Пока однажды близкая подруга не попросила:
– Пошли со мной на занятие в Школу приемных родителей. Муж не хочет, а одна я боюсь…
Так Нина «за компанию» попала в ШПР. Все первое занятие – знакомство – она проревела, а сразу после приехала на старую квартиру к маме. Молча взяла скрипучую стремянку, достала с полки старую коробку, стряхнула пыль, рывком сняла крышку.
И тихо, но уверенно сказала:
– Подожди немного, Машенька. Я иду к тебе!
Глава 4
Отрицание. Гнев. Принятие
Думаю, у многих женщин школьные медосмотры гинеколога остались в памяти пренеприятнейшим событием.
Конвейер перепуганных девчонок, безразличный врач, безразличный тон:
– Половой жизнью живете?
– Нет, мне же 13 лет…
– Когда были последние месячные?
– Еще не было ни разу…
Школьные осмотры. Беспощадные и… бессмысленные. Спустя неделю после одного из них я нащупала внизу живота упругий шарик. Раньше его точно не было, и я предъявила шарик маме. Наутро мы вдвоем, взволнованные, отправились на УЗИ. Старый аппарат с маленьким мутным экранчиком показал «опухоль левого яичника неясной этиологии». Еще через день опухоль увеличилась и меня срочно уложили на операцию. Врач пугала швом «от лобка до пупка» и рекомендовала частную клинику. Бригада хирургов состояла из 4 мужчин – смешно вспомнить, как я смутилась. Казалось неудобным раздеваться перед незнакомыми мужиками. Это единственное, что меня, тринадцатилетнюю девочку, тогда всерьез волновало.
Я проснулась на больничной постели. Рядом сидела мама, лицо припухло от слез.
– Мамочка? У меня же операция сегодня!
– Вчера была, дочка, ты уже почти сутки спишь.
– А почему ты плакала? Все хорошо? Опухоль убрали?
Мама всхлипнула, но сдержала слезы.
– Убрали, доченька. Все хорошо…
А внизу моего живота красовался свежий шов, точно такой, как я видела у мамы.
Двери моего лифта с грохотом захлопнулись…
Я не помню операции, только то, что было после. Было невыносимо больно ходить, мне казалось, я никогда не смогу выпрямиться. Мама рассказала, что операция продлилась очень долго. Опухоль росла стремительно и была необычной структуры, врачи даже собирали совещание у операционного стола, решали, как поступить. С маминых слов, мне убрали один яичник. По результатам гистологии нам выдали заключение, что это был рак.
Память не сохранила мои переживания на эту тему, но трудно представить, как справлялась мама… Она отправила стекла на гистологию еще в два онкоцентра, и там злокачественного перерождения не подтвердили. Я не проходила никакого дополнительного лечения, впоследствии только ежегодно сдавала кровь на онкомаркеры, и, в душе холодея, ждала результатов. Рак, если это был он, не вернулся.
Спустя месяц или два после операции мне стало нехорошо. Бросало то в жар, то в холод, я могла прямо посреди обычной беседы резко покраснеть и вспотеть, а потом так же стремительно замерзнуть. Настроение скакало вверх-вниз, я часто срывалась на близких. Помню, как мама однажды усадила меня на диван, сама опустилась на колени и, глядя прямо в глаза, произнесла: