Рожденная в огне - стр. 15
Пять лет прошло с той поры, как умер ее отец, и за это время она делала все, чтобы обрести – и обрела – свое место под солнцем. Исполнила, в меру возможностей, то, о чем он просил. Разумеется, добилась не так уж многого, но продолжала, во всяком случае, работать и продавать свои изделия – в Голуэе, в Корке, а не только в Эннисе.
Пожалуй, большего ей и не надо. Она бы, может, и стремилась к большему, если бы не знала, что за все приходится платить, и чем значительней цели и замыслы, тем выше плата за их осуществление. Выше и тяжелей.
И если время от времени она испытывала беспокойство и неудовлетворенность, то сразу же пыталась напомнить себе, что именно этого она и хотела – жить отдельно и делать то, что нравится, а значит, нечего терзаться и мечтать о несбыточном.
Но порою в такие дни, как сегодня, когда солнце и дождь то и дело вступали в отчаянную схватку друг с другом, она вспоминала об отце, о его несбывшихся мечтаниях.
Он умер, так и не обретя богатства, не зная жизненных успехов, не сумев сберечь то, что находилось в распоряжении его рода в течение долгих лет, – землю.
Она никогда не страдала от мысли о том, что многое из того, что принадлежало ей от рождения, было распродано, заложено, утеряно по вине отца, из-за его фантазий и неосуществленных планов. Но все же испытывала какое-то сожаление, глядя на поля и склоны холмов, где прошло ее безоблачное детство и бродить по которым она могла теперь только с разрешения новых хозяев. Однако все это в прошлом. Она бы не хотела трудиться на этих землях, чувствовать за них ответственность. У нее нет страстного желания выращивать что-то, о чем так мечтает ее сестра Брианна. Свой сад она любит, конечно. Ее радуют его ароматы, смелые краски растений. Но цветы там растут в основном сами по себе, и в редкие часы и дни она уделяет им какое-то внимание.
У нее есть свое царство, за пределы которого она не хочет выходить, – там ее дело, ее мысли, и никто, и ничто больше не нужны ей. В нем она чувствует себя самодостаточной.
А зависимость от других, полагала она, и стремление к чему-то большему ведут только к неудовлетворенности и к различного рода несчастьям. Да и зачем далеко ходить – у нее перед глазами пример родителей.
Стоя здесь, у открытой двери дома, под прохладным дождем, она с удовольствием вдыхала влажный весенний воздух, в котором смешались запахи цветущего терновника, росшего, как живая изгородь, с восточной стороны сада, и аромат ранних роз, уже распустившихся на его западной стороне.
Небольшого роста, стройная – последнее было видно, невзирая на мешковатые джинсы и фланелевую рубаху навыпуск, – вот какой была Мегги Конкеннан. На длинных, до плеч, огненно-рыжих волосах сидела нескладная шапка, серая, как моросящий дождь, из-под ее козырька смотрели задумчивые глаза цвета морской волны. Ее лицо, смуглое, с веснушками на носу и возле него, было мокрым от дождя. Мягкие линии щек и подбородка, широкий унылый рот – все словно в капельках росы. В руке она держала стеклянную кружку собственной работы с крепким чаем, который всегда пила на завтрак. Из кухни раздавались резкие звонки телефона, однако она не обращала на них никакого внимания. Это было манерой поведения, превратившейся в привычку, особенно когда голова ее занята мыслями об очередной работе. Черты и формы будущей скульптуры обретали в эти минуты красоту и ясность дождевых капель.